К древней крепости, возвышающейся над городом, ведут потертые, местами разрушенные каменные ступени. Без малого полторы тысячи ступеней образуют извилистую дорогу. Она опоясывает горный склон, петляет, изгибается, как змея, скользит по кромке обрыва, забирается на вершину горы. Многие века эта дорога – единственный путь к крепости святого Иоанна. Путь, который в тридцатиградусную жару под палящим Черногорским солнцем, тяжело дается и самому выносливому путнику.
Невысокий, худощавый мужчина лет тридцати пяти, наконец, преодолел все ступени, вышел на смотровую площадку на вершине. Остановился. Выдохнул. Мысленно похвалил себя за подъем и огляделся. С высоты ему открылся удивительный вид на город Котор, на его аккуратные домики с красными крышами, узкие улицы, на их повороты и изгибы. На виднеющуюся вдали пристань, мачты парусных яхт, блестящую воду Боко-Которского залива, окруженного вершинами гор. Все это освещало солнце. Оно слепило глаза и проникало повсюду, от солнца не спасали ни кроны деревьев, ни стены домов, ни острые горные вершины.
Константин, так звали мужчину, поправил темные очки, еще раз равнодушно осмотрел городские крыши. Вид, открывавшийся с вершины крепости, был великолепен, но Костю он не тронул. Мужчина подумал, что здесь красиво, но нельзя сказать, чтобы слишком: «Просто куски черепицы, море и горы, ничего особенного».
Костя обернулся и стал с любопытством разглядывать туристов, появляющихся на смотровой площадке. То и дело кто-то забирался на гору, тяжело дышал, вытирал пот со лба, оглядывался и замирал восхищенный красотой открывшегося вида. Каждый турист, откуда бы он ни приехал, совершал этот обязательный ритуал – поднимался на вершину крепости.
«В этом я не оригинален», – подумал Константин и уже собрался спускаться, как услышал рядом с собой русскую речь: женский голос напевал старую попсовую песенку. Константин усмехнулся: даже не оборачиваясь, по голосу он легко мог опознать в певшей русскую эмигрантку. Многие из тех, кто уехал из России несколько лет назад, увезли с собой любимые песни и спустя годы напевали их под настроение, мурлыкали под нос, даже не догадываясь, что на родине такого уже не поют и не крутят на волнах радиостанций.
Этот голос за Костиной спиной не был исключением, в нем слышался легкий акцент. Его хозяйка, вероятно, много говорила на сербохорватском или черногорском, как его называют в последние годы.
– Забавно поет, – подумал Костя и снова прислушался, что-то было в этом голосе, что-то еще, кроме акцента и старого попсового мотивчика… что-то знакомое. Словно когда-то давно этот голос с этой песней уже встречались Константину, были частью его жизни, что-то для него значили.
Он обернулся. Чуть в стороне стояла певунья. На вид ей было лет тридцать, может немного больше. Шорты, футболка, темные очки, висящие низко почти на кончике носа, волосы иссиня-черные в хвост и бронзовая кожа. Невольно Костя подумал, что женщина пропиталась солнцем насквозь, таким медным и сияющим был ее загар. Она смотрела на море, напевала, радостно и беззаботно.
Мужчина помедлил немного, разглядывая девушку, и все больше убеждаясь, что не обознался. Еще минуту он стоял в нерешительности, подбирал слова, но потом все же подошел. Поздоровался спокойно и сдержано, так будто последний раз они виделись только вчера.
– Здравствуй, Кира!
Она обернулась, и вежливая улыбка мгновенно сменилась искренней радостью.
– Костя?! Ничего себе! Здравствуй. Вот это встреча!
– Да уж. Не знал, что ты здесь. Переехала? Давно?
Девушка села на каменный выступ, вытянула длинные загорелые ноги и снова улыбнулась Косте:
– Лет пять назад. Ты же знаешь меня: я приехала на неделю к морю и влюбилась…
Константин поморщился, лицо его стало серьезным и напряженным. Девушка заметила это и расхохоталась.
– Ты не меняешься, Костик. Влюбилась в страну: в горы; в леса; в этих ласточек, снующих повсюду; в зелень; в маленькие улочки Котора; в удивительных людей; в солнце, – Кира сняла очки, повертела их в руке и, щурясь, посмотрела на круглое солнце, застывшее ровно посередине неба. – Можешь считать, что у меня случился роман с солнцем. Я осталась сначала на месяц, потом на полгода, а потом навсегда.
Кира снова надела очки, спрятав за их стеклами свои озорные, раскосые глаза, медового цвета.
Костя подумал, что и она не так уж сильно изменилась. Как и раньше щебечет, смеется, говорит без умолку. Только теперь в ней больше света и радости. Нет, не так, теперь в ней целое море света и радости.
Читать дальше