Дана Стар: Немой крик

Природа наградила меня длинными, цвета глубокой ночи волосами, большими синими глазами, бледной, практически белой кожей, небольшой аккуратной грудью и длинными ногами, на которых, в тон к платью, сейчас «сверкали» поношенные балетки из клеёнки.

– Так-с! Надень ещё и белые носочки. Вот ведь милота! А волосы мы, пожалуй, распустим. – В зеркале появилось отражение вполне себе довольной Жанны, которая с головы до ног жадно сверлила меня своими змеиными глазками. От этого недоброго взгляда у меня по спине пронеслись холодные мурашки. Не дождавшись подчинения, женщина сама стащила резинку с моих волос. Сжав кулаки, я как обычно промолчала, мечтая уже как можно скорей покинуть стены приюта.

Я всегда считала, что лучше жить на кладбище, чем в приюте, где условия для существования были не лучше, чем, к примеру, в тюрьме строго режима. Здесь с воспитанниками обращались как с животными. Поэтому часто случалось такое, что некоторые воспитанники не доживали до следующего утра. Некоторых, то есть счастливчиков, забирали в новую семью. А некоторые… сбегали на крышу и заканчивали свою безнадёжную жизнь одним быстрым прыжком.

– Вот так намного лучше. Ты очень красивая! – Хлопки по спине, я наблюдаю очередную высокомерную улыбку в отражении мутного зеркала. – Маленький, хрупкий ангел. Сама невинность.

К чему были сказаны все эти лести? Она как будто замуж меня сватает, ей-Богу, а не с новыми родителями знакомит.

Жанна Михайловна лыбилась настолько приторно, будто только что выиграла миллион. Я предположила это в шутку, интуитивно. Но оказалось, что в каждой шутке есть доля истины. Потому что управляющая действительно неплохо обогатилась в тот день. В день, когда обманом продала меня как скот на заклание.

Заведующая, одной рукой, взяла меня за руку, другой – пакет с вещами, и повела меня на улицу. Только вот почему-то не к главному входу, а в сторону чёрного. Тогда я не обратила на это внимание – слишком сильно волновалась. Настолько сильно нервничала, что даже забыла собственное имя.

«Я – Алина. Приятно познакомиться! – Мысленно репетировала речь для опекунов. – Спасибо что э-э-м выбрали меня. Обещаю, буду покладистой и послушной. А ещё скромной, тихой, трудолюбивой. Только не возвращайте обратно в приют! Пожалуйста. Умоляю!»

Как же я им скажу об этом? Знают ли они язык жестов? Надо хотя бы написать благодарность в блокноте. Заранее. Не то растеряюсь и алфавит забуду.

Где же радость? Где улыбка? Почему сердце так бешено в рёбра вколачивается, а тело парализует покалывающая дрожь?

Странное предчувствие. В горле – привкус металла, а в мыслях – разъедающее беспокойство. Такое, словно мой внутренний Ангел-хранитель мне что-то нашёптывает. Предупреждает. Просит развернуться и бежать куда глаза глядят. Без оглядки.

Жанна тащила меня по тёмным, пропитавшимся сыростью коридорам, пока мы, миновав кухню, не оказались на улице перед служебными воротами, за которыми был припаркован большой тонированный фургон, а в паре шагов от машины, под старым дубом, важно покуривая сигару, стоял незнакомый мужчина в строгом костюме чёрного цвета и в солнцезащитных очках.

Сегодня на улице было ветрено и прохладно. Ясное небо затянули тяжёлые тучи темно-серого цвета, не оставляя ни единого намёка на солнце, даже несмотря на то, что начался бархатный сезон, после жаркого лета, перед холодной и дождливой осенью. А этот респектабельный господин отчего-то надел очки. Хм… наверно для стиля.

– Добрые день, Григорий! А вот и мы! – Радостно взвизгнула Жанна, махнув пухлой ручонкой с золотыми часами.

Мужчина деловито кивнул, лениво бросил окурок в лужу и, отдёрнув подол пиджака, уверенной походкой двинулся к нам навстречу. Ноги подкосились. Колени сковала ледяная дрожь. А окружающий мир перед глазами завертелся будто на каруселях. Что со мной происходит?

Непроизвольный шаг назад. Я обхватываю себя руками. В этот момент над нашими головами громовым раскатом раздается вороний крик. Взгляд в небо – я вижу, как стая иссиня-чёрных воронов нападает на одинокую голубку. Они кричат, кучкуются в небе, атакуют, разрывая нежную плоть несчастной жертвы на рваные куски. Настолько агрессивно, что с неба крупными хлопьями сыпется снег из серебристых перьев, вперемешку с кровавыми каплями, а их противный хриплый «кар» режет мне уши и курантами отбивает в висках. – Проклятые стервятники! – Шипит директриса, брезгливо стряхивая с левого плеча своего темно-красного пиджака птичий пух. А у меня слёзы в глазах застывают, при виде чудовищной жестокости. Плохой знак.