Татьяна Тронина: В нежных объятьях [litres]

– Пока.

– Мама, ну как же так… я ведь только приехала!

– Не причитай, ни к чему. Пустое.

Мать сухо, точно клюнула, твердыми губами поцеловала дочь в щеку и вышла вон.

Женя осталась одна.

Она прошлась по комнатам, кончиками пальцев провела по бумажным выцветшим обоям, затем выглянула в окно – солнце пекло уже вовсю, заставляя щуриться.

Делать было абсолютно нечего. Скука и тоска. Прибраться, приготовить обед? Все прибрано, заранее приготовленных обедов мать не любила – только свежее и только то, что с пылу с жару, либо то, что не надо готовить и куплено и принесено вот прямо сейчас, сию минуту положено в тарелку – творог с ложкой свежей сметаны, ломоть хлеба с местного хлебозавода (не чета московскому!) или же просто сырые овощи, лишь вымытые и аккуратно порезанные… Кстати, может, именно в этом способе питания заключался тот самый секрет, который позволял матери не стареть и не дряхлеть?..

Женя легла, не раздеваясь, на свою кровать и уснула. И совершенно неожиданно проспала целый день…

Открыла глаза лишь вечером – когда на кухне засвистел чайник.

– Женька! Вставай, ужинать будем, – крикнула Таисия Георгиевна.

– Мама, ты давно пришла? А я и не слышала, – Женя поспешила на ее голос.

– Да вот только что. Садись.

Мать с дочерью расположились на кухне под низко висящим тряпичным абажуром.

– Аня не заходила?

– Нет. А может, и была, я не слышала, – потерла Женя глаза.

– И что ж ты ночью делать будешь? Весь режим себе сбила.

На столе стояло блюдо с печеньем, открытая банка черносмородинового варенья.

– А что тебе эта Аня… Не зовут, и не надо, – вздохнув, продолжила Таисия Георгиевна, наливая чаю сначала дочери, затем себе. – В субботу сами к ним придем.

– Мам.

– Что, Женька?

– Мам, ну так нельзя. Поехали ко мне. Мама!

– Никуда я не поеду, – фыркнула Таисия Георгиевна.

– Почему? Ты же одна тут.

– И что?

– Я боюсь за тебя. Ты тут одна, а от этих Кирсановых никакого толку.

– Я всю жизнь одна. И ничего. Я пока еще не в том состоянии, чтобы мне сиделка нужна была. Посмотри на бабулю, то есть на маму мою – человеку восемьдесят пять, а как огурчик. У нас у всех, Женька, прекрасные гены.

– Я, может, не в вас, я в папу.

– Кто знает, – передернула плечами мать. Отец Жени умер, когда девочка училась в шестом классе. Она помнила его смутно – пьющий, но тихий и кроткий мужчина, сожаление о нем – теперь до конца жизни, наверное. Эх, папа, папа…

– Кстати, о папе. И о недвижимости, – вздохнув, начала заготовленную речь Женя. Огляделась по сторонам. – Это ведь его квартира. И его брата, дяди Димы. Если дядя Дима вернется сюда из Южно-Сахалинска…

– И потребует свою половину? Не вернется и не потребует, – быстро произнесла мать. – Он порядочный человек.

– Но его семья, его наследники? Если с ним, не дай бог, что…

– И они ничего не потребуют. Ну ты правда, Женька, думаешь, что явится кто-то из папиной родни и начнет меня выгонять из этой халупы или требовать половину ее стоимости?

– Кто знает, – с нажимом, многозначительно произнесла Женя. – А если бы ты переехала ко мне…

– Вот будет повод, тогда и поговорим на эту тему, – с досадой и отчаянием произнесла мать. – Зачем ты меня мучаешь? Не поеду я ни в какую Москву. И все, и все, и давай не будем на эту тему!

«Так я и знала! – подумала Женя. – Она не человек, а кремень!»

– Мам…

– Ну что тебе?

– А дом Кирсановых… Это ведь и твой дом тоже? Ты ведь бабулина наследница, да? Как и тетя Нина, вы обе наследницы в равных долях? Ты ведь имеешь право – ну ладно, не на половину, но хотя бы на одну комнатушку в нем?

– Женька!..

– Не кричи, мама. Если что, Кирсановы ведь будут тебя навещать, помогать тебе? Если что – они возьмут тебя под свое крыло? Я ведь далеко, в Москве, а они рядом…

– Нинка с Аней? Меня – под крыло? Да перестань. И все, и все, хватит! – Таисия Георгиевна уже чуть не плакала. – Хватит меня пристраивать, я вполне самостоятельная женщина, могу о себе позаботиться. Давай сменим тему, я тебя прошу.

Опустив голову, Женя сидела некоторое время молча. Она надеялась, что уж в личной-то беседе точно сумеет уговорить мать на переезд, но… опять ничего не получилось.

– Тебе тридцать два года, ты молодая еще, выйдешь замуж, дети родятся, я там, у тебя, только мешать буду, – примирительно произнесла Таисия Георгиевна.

– А если не выйду и не рожу – ты меня пилить станешь? – неожиданно для самой себя вдруг спросила Женя.