Дарья Волкова - Трубадура

- Ну не с дневной же? – резонно возразил Степа. Так, кажется, Лелик проснулся, можно начать разговор нормально. – Как дела дома?

- Нормально, - зевнул брат. – Вон, батя мчится на твой голос. Уступаю место и пойду отлить.

- Так, Степка, слушай сюда, - Лелика сменил отец. – Я запись смотрел. И скажу тебе так – ваш Матушевич ерунду творит! Ты ему вот что передай…

Степан кивал и пил чай. Будто мало ему Матуша. А куда деваться, если отец родной тоже тренер. Пусть и в далеком отсюда Ейске и детский. Тренер - это навсегда. И, к тому же, именно отец взял его туда, где Степа нашел себя. Где была вся его жизнь. В волейбол.

- Степашка, ты меня понял?

- Понял, - со всем возможным смирением ответил старший сын.

- А что с коленом? – перешел к следующему пункту своей программы отец. – Видел, что повязка. Беспокоит?

- Нет, - привычно ответил Степан. – Страховка просто. – И решил сменить тему: - Как Василиса?

Аркадий Ефимович по ту сторону монитора воровато оглянулся.

- Нормально все. На рынок ушла. Что, Лелика тебе дать еще?

- Давай.

- Лев! – гаркнул отец. – Иди, Степка зовет.

Переговорив с младшим братом еще минут десять, Степан отключился. Чай допит. Можно в душ и спать. Обернулся и с тоской посмотрел на табуретку в изножье кровати. И на новой хате будет такая же ерунда. Если не короче там койка.

_______

Пряжка (здесь) – обиходное название психиатрической больницы святого Николая Чудотворца, которая находится в Санкт-Петербурге, в месте, где из Мойки берёт своё начало река Пряжка.

ЦИТО - Центральный НИИ травматологии и ортопедии им. Н. Н. Приорова

Доигровщик – одно из игровых амплуа в волейболе, универсальный игрок, участвующий в приёме, в атаке и в защите команды

Кадр третий. Картинка снова черно-белая. И в ней, как в шедевре Акутагавы и Куросавы - у каждого своя история и своя правда.

День задался с утра бодро. К семи вечера Тура не чувствовала ни рук, ни ног, ни спины. А самое главное - себя не чувствовала. Ей иногда казалось, что холеные дамы, клиентки элитных салонов красоты, все сплошь энергетические вампирши. И красоту себе не за счет дорогостоящих бьюти-процедур получают, а кровь сосут из работников этих заведений. И слова поперек не скажешь ведь.

Тура на работе на хорошем счету. К двадцати семи она поняла, что для всяческих манипуляцией с женским лицом и телом у нее руки вот прямо точно из того места, которое надо, растут. И любыми новыми техниками и аппаратурой она овладевала мгновенно и безошибочно. Только вот выливалось это в то, что работы становилось все больше. В деньгах это тоже, конечно, выражалась, хотя и не в той мере, в какой Туре считалось справедливым. Но тут уж если работаешь не на себя, а на дядю – а в ее случае, на тетю – терпи. Она мечтала о своем деле, набиралась опыта и знаний. Только вот мечты эти, скорее всего, так и останутся мечтами. Денег на свое дело такими темпами не заработаешь. Особенно если тебе приходится содержать еще и деда. Всю свою пенсию он тратил не пойми на что. По крайней мере, Тура никогда не спрашивала. И денег на ведение домашнего хозяйства не просила никогда – так повелось после смерти Клары Корнеевны – к тому моменту Тура уже работала. И после ухода из жизни двоюродной бабушки как взвалила на себя все – так и тащила. Первое время дед давал деньги, а потом перестал. С памятью у него становилось с каждым годом все хуже.

До дома, с учетом очередной душеспасительной беседы с хозяйкой салона о необходимости усердного труда на ее, хозяйкино, благо, Тура добралась уже к восьми. Вот и парадная родная. С Турой поравнялся шедший навстречу упитанный молодой человек с уже тронувшими лоб залысинами. Вид он имел страшно довольный и даже, кажется, насвистывал. Было что-то в его внешности, показавшееся Туре смутно знакомым. Она даже остановилась, не дойдя метра три до парадной. А он прошел мимо. Почти. Но за спиной Тура услышала, как шаги замерли. И обернулась.

Они сообразили одновременно. И воскликнули тоже одновременно.

- Трубадура!

- Боцман!

Спустя секунду они уже обнимались. Потом, спустя еще секунд десять, смущенно отстранились и теперь смотрели друг на друга, устыдившись своего порыва.

- Ты… похудел.

- И полысел, говори уж сразу, - хохотнул Яшка Больцман, ее одноклассник. – А вот ты вообще не изменилась. Вообще. Странно, что я тебя сразу не узнал.

Они стояли у парадной Туры, смотрели друг на друга и вспоминали.