Ольга Горовая - Сердце в залоге

Марина опустила голову и чуть поерзала на заднем сиденье, переплела пальцы рук на букете, стараясь ощутить хоть какой-то комфорт. Миша все еще стоял над ней, несмотря на ужасную погоду. Он молчал, но она физически ощущала его взгляд на своей коже: вот он прошелся по ее макушке, по влажным волосам, скользнул по щеке, замер на нервно сжимающихся пальцах. И только спустя пару минут Граденко быстро обошел машину, чтобы сесть с другой стороны. Любу усадили в автомобиль помощника Михаила. У Марины не было сомнений, что подругу доставят домой в целости и сохранности.

Водитель их автомобиля, за все это время, не сказавший ни слова, завел двигатель и отъехал от бровки, едва Михаил захлопнул свою дверь. В салоне стояла густая и вязкая тишина. Все молчали. Только дождь барабанил, шуршали шины по мокрому асфальту, да бешено работали «дворники», сметая безумное количество дождевой воды с лобового стекла.

Марина все еще пыталась прийти в себя. Возвращаясь в родной город, она знала, что неминуемо столкнется с Мишей рано или поздно. Она даже готовила себя к этой встрече. Но так и не подготовилась, как оказалось. Не подготовилась к своим ощущениям, свалившимся на нее комом, душащим, забирающим большую часть той уверенности в себе, которую удалось выработать за этот год. К силе своей любви, которая только вдалеке казалась успокоившейся. А здесь, рядом с ним, она за пару секунд разгорелась тем же разрушающем все пламенем.

Не подготовилась к тому, что не могла сейчас понять, что у самого Михаила на уме? Он вел себя иначе, чем Марина могла бы предположить после всего этого времени, основываясь на прошлом своем знании этого мужчины. Кроме той, первой реакции-возмущения на пороге темного цветочного магазина, все было не так. Хотя, неожиданности начались уже тогда, когда она поняла – он не пытается ее достать или хоть как-то связаться после побега. И это при том, что Марина реально оценивала свои шансы скрыться от него и понимала, для такого человека найти ее – дело десяти минут-получаса. И при том, как строились их отношения раньше – она бы не удивилась, увидев его на пороге новой квартиры через день после побега. Однако, этого не случилось.

Вызвала ли она в нем отторжение своим желанием обрести самое себя? Действительно ли сожгла все мосты в его понимании? Буквально?

Марина не понимала. И если там, в другом городе, наедине с самой собой могла убедить себя же, что справиться, если так, переживет, найдет кого-то спокойней и легче, то сейчас, рядом с ним – вдруг поняла: не правда. Не сумеет. Выживет, но не без потери своей глобальной части.

И хотелось понять его, проникнуть в закрытые теперь «наглухо» мысли Миши. Хотелось отцепиться от цветов и протянуть руку к нему, к его ладони, которая сейчас, казалось, совершенно расслабленно, лежала на кожаном сидении между ними – для нее. Не имея малейшего понятия о его мыслях в этот момент, в этом факте Марина не сомневалась: стань ей совсем плохо, когда страх начнет превращаться в панику, она может сжать руку Миши. И точно знать, что он гарантирует ей максимальную безопасность, которую в принципе способен обеспечить человек при езде на автомобиле. Так было с самого первого дня после той аварии. При всем остальном далеко непростом багаже их отношений, в этом вопросе сложно было переоценить заботу Михаила о ней.

Ладонь Михаила была именно такой, как она помнила, до последней черточки, до почти стершегося шрама, оставшегося от тупого перочинного ножика, которым (если верить легендам их семей) еще до ее рождения восьмилетний Миша порезал большой палец будучи на рыбалке со своим отцом и с крестным – отцом Марины. Те же длинные пальцы с чуть грубоватой кожей на сгибах суставов из-за регулярных тренировок по борьбе. Эти пальцы могли быть бесконечно нежными, а могли причинить настоящую боль. Но Марина все равно их любила.

Подняв глаза, она посмотрела прямо на Михаила. Он тоже смотрел на нее. И этот взгляд был непроницаем для нее настолько же, как и его нынешние мысли. Словно бы он выжидал, предоставляя ей первой объясняться. Но Марина ничего не хотела сейчас говорить. А просто смотрела, заново изучая мужчину, которого когда-то полюбила настолько, что даже Люба осторожно называла чувство Марины «раболепием перед божеством». А ведь Любе он как раз нравился. Просто она помнила Марину до этой изматывающей одержимости-любви. И это других, даже ее отца, могли обмануть эскапады и громкие демарши Марины. Два человека в мире – сам Михаил и Люба, знали совершенно точно – Марина сделает все, что Миша скажет, только бы не лишиться его любви. Все. Что бы он ни потребовал и от чего бы не велел отказаться. И, возможно, слава Богу, что Мише никогда не приходило в голову требовать от нее что-либо криминальное. Марина не была уверена, что отказалась бы.