AlmaZa - Зачётный профессор [СИ]

— Роль Д'Артаньяна в прошлом театральном сезоне меня малость облагородила, согласен. Итак, называем имя и Кирилл разобьёт спор. — Они задумались. Третий товарищ тоже, потирая подбородок, искал подсказки где-то вокруг, вглядываясь в персонал, но местных трогать запретили, так что всё усложнялось.

— Только не бывших, — попросил Тимур. — Там всё будет запутано и непонятно.

— И не девственниц, — поморщился Костя. — Слишком бесчестно и некрасиво.

— Да, лучше женщину постарше.

— С опытом, чтобы могла сравнить.

— Не дуру, а то самим будет неприятно возиться, — перечисляли они компоненты пока ещё метафизической жертвы, будто бросали ингредиенты в котел со снадобьем, из которого и должна была появиться желаемая девушка.

— Не дуру? — Костя слащаво прищурился. — Сегодня встретил одну такую, как раз лет тридцати пяти, думаю, опыт присутствует, и умная настолько, что сложностей для преодоления нам хватит.

— И кто же это? — изумился Тимур.

— Моя преподавательница по социологии. — Сам Мефистофель подивился бы мерзопакостности выражения губ Кости. Издевка, коварство и привычка начинающего садиста наслаждаться если не чужими мучениями, то проигрышами и поражениями промелькнули на них.

— Препод-давательница? — разделил старший слоги, удвоив букву, акцентировав новое назначение персоны, помимо обучения нерадивых «лицеистов». — Не боишься вылететь из университета? — Костя уверено покачал головой. — Ну а как она… симпатичная?

— Сойдет, друг мой. — Он крепче сжал руку. — Разбивай, Кирилл.

— Точно? — удостоверился тот, и двое подтвердили, что пришли к согласию. Ударив ребром ладони по связке рук, молодой мужчина отошел, свидетельствуя то, что пари состоялось.

— Как её зовут? — Тимур достал органайзер.

— Черненко Вероника Витальевна, у меня следующая лекция, кажется, на следующей неделе, но её наверняка можно найти там и в другие дни. — Костя сам задумался о том, стоит ли сунуться туда ещё до того момента, когда ему, действительно, это будет нужно? Нет, слишком много дел. Да и вообще странно, что он вдруг сейчас вспомнил о ней, этой холодной и совершенно неинтересной «училке». Нет, она, конечно, доцент, а не абы что, но всё-таки, но всё-таки… женственности там было примерно столько же, сколько углерода в чугуне — процента два с небольшим.

— Отлично, надо бы наведаться как-то, для затравки, — записав нужную информацию, Тимур отступил ещё на шаг, медленно уходя из холла, но всё задерживаясь. — Или, давай сделаем так, чтобы по-честному. Я заберу тебя на следующей неделе с занятий, и ты меня как бы невзначай представишь, а то совсем просто так туда ехать будет подозрительно. Договорились?

— Да, и тогда, если регулярно представать перед ней одновременно, наглядно будем видеть, в чью сторону склоняются её симпатии.

— Итак, мы добрый и злой? Плохиш и лапочка?

— Ну да, ты-то лапочка, — усмехнулся Кирилл, тоже потянувшись следом.

— Придется ею побыть, раз требует дело. А вот Косте, я так понимаю, роль труда не составит.

— Конечно, это же не роль, это моё кредо. — Отсалютовав товарищам, молодой человек развернулся и устремился в дебри коридоров, где следовало закончить свои дела прежде, чем он отправится в телестудию.

Уже за ближайшим углом, он вновь выкинул из головы всё, что только-только произошло, утренние терки с доцентом, её саму, спор и прочее. В самом деле, Константину не должно было показаться сложным изображать из себя мерзавца, когда он родился таким, не особо привязывающимся к людям, редко что ценящим и никогда ещё не испытывавшим пресловутую любовь. Нажав на кнопку лифта, он прикрыл глаза, повторяя ноты песни, которую разучивал.

Черненко Вероника Витальевна отгородилась от внешнего мира воткнутыми в уши резиновыми затычками наушников и нажала на плэй. Зазвучала вовсе не музыка, а голос актера-диктора, начитывающего аудиокнигу. Женщина не успевала проглатывать все интересующие её материалы в письменном виде, поскольку это требовало хорошего сосредоточения, а в пути из дома на работу и обратно подобное было недоступной роскошью. Приходилось пользоваться вот таким удобным инструментом, который погрузил её в труд Мэри Дуглас, ученицы великого Дюркгейма, под названием «Как думают социальные институты». Кому-то это могло показаться невозможной мутью, туманным бредом и непроходимой нудятиной, но Вероника жила своим делом, в своей специальности, в своей профессии и науке. Каждая строка очередной диссертации, или обнаруженной старой, но ещё не изученной, монографии, заставляли её сердце колотиться от радости, которую мало что помимо этого ей приносило.