Алекс Джиллиан: Офсайд 2

Лекси

Я слышала, как хлопнула входная дверь, и тут же раздался приглушенный смех родителей. Джейс был прав, они вернулись раньше. Я стояла в ванной комнате и брезгливо смотрела на себя в зеркало. Свитер, которым я вытерла сперму в гостиной, полетел в стирку, и я сразу включила машину. В горле клокотал крик отчаянья и ярости, но я проглотила его, как многое другое, что разрывало внутренности. Так предсказуемо, что даже не удивляет. Циничная усмешка раздвигает губы, когда вижу в отражении проявляющиеся синяки на бедрах. Наверное, скорее ад перевернется, чем изменится Джейсон Доминник. Его слова ничего не стоят. Мишура, за которой пусто, голые стены и острые камни. Но я все равно люблю его любым, и буду бежать за ним каждый раз, когда он поманит. Я хочу ненавидеть его, и не могу. Каждый раз, когда мне почти удается приблизиться к этой грани, я вспоминаю мальчика в темном подвале, связанного, запуганного, брошенного наедине со зверем. Разве мог он стать кем-то замечательным, нежным и добрым после того, что случилось? Но теперь я знаю, как сделать, чтобы Джейсон сам ушел, оставил меня, и пусть это разорвет мне душу в сто первый раз. Воскресну. Не впервой. Как кошка, у которой семь жизней. Как бы я не любила Джейсона и не была им одержима, я буду хвататься за любой шанс, даже призрачный, сохранить хотя бы видимость свободы, прежде чем окончательно сдамся. Во мне еще достаточно любви к самой себе, чтобы бороться. Пусть не ради себя… Мы никогда не будем счастливы вместе. Недостаток любви делает отношения сухими и безжизненными, но дает им шанс на долголетие, при условии наличия уверенности, уважения, стабильности, общих интересов, детей… А переизбыток любви превращает отношения в огненную агонию, ядерную смесь ревности, власти и похоти, которая заканчивается или психушкой, или тюрьмой, или кладбищем. Четвертого не дано.

Я хочу только мира. Для меня и моих близких. Мое чудовище выпотрошило меня без остатка, и я больше не верю в сказки. Бойтесь своих желаний. Я помню, лет пять назад, смотрела фильм ужасов про джиннов. Мой собственный джинн исполнил многие, но в своей интерпретации. Он ел с моей руки, как ручной лев, пил с моих губ, но он не раз держал в своих когтях мою жизнь, и я знаю, что будет держать снова. Я не хочу долго и счастливо. У нашей страшной сказки никогда не будет хеппи энда.

Когда я через двадцать минут выхожу из дома, то понимаю, что оделась не по погоде. Кутаюсь в кожаный пиджак, неуверенными шагами приближаясь к его машине. Он подумает, что получил меня снова.

Ненадолго.

Он разбивал мои надежды не раз. Почему бы мне не сделать то же самое?

Но дело не в мести. На самом деле, я обязана поступить так, как собираюсь. Ради него самого.

Есть то, что для любого зацикленного на доминировании брутального самца, станет противоположностью красной тряпки для быка. То, что навсегда отобьет желание и охладит пыл. Думаете, что угадали? Решили, что я сейчас продемонстрирую ему отряд своих любовников? Нет.

Джейсон никогда не простит мне того, что я знаю его больное место, его Ахиллесову пяту, самый страшный кошмар, от которого он сбежал на несколько лет. Он не сможет уже властвовать, зная, что я вижу его другим — сломленным и беззащитным.

Господи, неужели я смогу это сделать?

Я смотрю на него, чувствуя, как бешено колотится сердце. Мне хочется обливаться кровавыми слезами, но я должна быть сильнее… Я хочу, чтобы он запомнил, что я была храброй. И что любила его слишком сильно, чтобы позволить нам разрушить друг друга снова.

Я касаюсь его губ кончиками пальцев. Никто и никогда не будет любить меня сильнее, больнее… Я знаю, что теряю.

— Мне нужно сказать тебе что-то важное. — Заворожено смотрю в его глаза, отражающие сумасшедшую гамму чувств. — Отвези меня туда, где нам никто не помешает.

— Здесь есть гостиница недалеко, — говорит Джейсон, целуя кончики моих пальцев, зарываясь своей пятерней в мои волосы, ещё влажные после душа. Это то, о чем он говорил. Хорошие моменты. Мгновения нежности. Ощущение полного единения. Я солгала. Они были. И много. Но хорошее забывается быстро. Я хочу остановить время. Насладиться моментом, испить его до дна, чтобы потом, спустя сто пятьдесят лет одиночества на двоих, все еще ощущать на губах послевкусие нашей безумной страсти.