Холли Шиндлер - Две недели до любви

– Послушай, – говорит Гейб хрипло. – Никакого тебе торта на выпускной, пока не поцелуешь меня двадцать один раз. По одному за каждую ночь, которую ты проведешь в Миннесоте.

Наши губы соприкасаются, и я закрываю глаза. Открываю рот, прижимаюсь к нему губами и пытаюсь продлить поцелуй от одного мгновения к другому.

– Такими темпами, – говорю я, когда мы наконец отрываемся друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, – до двадцати одного мы дойдем к утру.

– Ничего не имею против, – шепчет Гейб.

Наш поцелуй остывает, и тут я понимаю, что звезда Челси Кейс светит ничуть не ярче, чем любая другая.

– Хочешь знать, что такое рай? – спрашивает Кензи. Она только вошла на кухню, чуть не вышибив дверь. Она останавливается, чтобы приглушить свет в гостиной. Начинаем ровно с того же, на чем закончили прошлым летом. А я-то надеялся, что девять месяцев порознь немножко остудят смехотворные чувства, которые загорелись в ней прошлым летом на День независимости.

Ее походные ботинки топочут по полу; Кензи вышагивает по гостиничному залу, где теперь остались только мы вдвоем. Стены омывает свет свечей и ее надежды. Я сижу за столом, и чем ближе она подходит, тем сильнее виляют ее бедра.

Вопрос меня пугает, но ранить ее чувства мне тоже не хочется. Наверное, лучше всего будет подыграть.

– Рай… Рай – это бесконечный ряд сосен, простирающийся до горизонта.

– Нет, – отвечает она певучим голосом.

– А что же тогда? – спрашиваю я, закинув руки за голову.

– Конечно, жареные сморчки, – она шлепает на стол тарелку, – вручную собранные вашей покорной слугой сегодня днем. Бутылка охлажденной колы – это подарок от шеф-повара Чарли, который уже удалился на вечерний покой.

Я киваю, не отрывая взгляда от мерцания свечи в центре стола. То есть мы и правда остались совсем одни. Мы с Кензи. Ее волнистые каштановые волосы спадают буйными кудрями, образуя стрелки, которые указывают ей прямо на грудь.

О’кей, Кензи. Я понял. Я заметил. Я просто решил ничего по этому поводу не делать.

Она быстро опускается на стул напротив меня и, поставив локти на скатерть, склоняется через стол.

Я пододвигаю к ней фотоаппарат, который она одолжила мне раньше.

– Вот, это тебе, – говорю я, стараясь не обращать внимания на маленькую сцену соблазнения, которую она разыгрывает передо мной. – Куча полевых цветов и закатов… Черные силуэты сосен на фоне неба.

– Куча открыток, – поправляет меня Кензи с улыбкой. В ее глазах пляшут восхитительно-задорные огоньки. – Тебе всегда удаются лучшие снимки. Ну правда, ты один держишь магазин сувениров на плаву. Не знаю, что бы мы без тебя делали.

– Ага, бедный-несчастный ты хакер, – говорю я. – Обновлять сайт курорта, спасать туристов от опасной для жизни интернет-недостаточности. – Тут я морщусь. Так происходит всегда, когда я вспоминаю о гениальной идее Эрла «вай-фай в каждый коттедж». По-моему, ничего хорошего она не принесла, один только вред. – И при всем этом ты, естественно, не в состоянии щелкнуть пару снимков цифровой камерой.

Кензи показывает мне язык, цепляясь за тот факт, что я стал ее дразнить, что я согласен играть с ней. Уверен, что она приняла это за доказательство моего интереса, и я уже сожалею о том, что так себя повел.

– Тут нужен взгляд художника, – настаивает она. – У хакеров другие таланты.

От ее восхищенного взгляда меня пробирает дрожь. Я беру банку газировки и заглатываю половину одним глотком: так мне хотя бы не надо ей отвечать.

– Давай, – говорит она, пододвигая ко мне тарелку грибов. – Ты первый.

Я смотрю на треугольные кусочки, поджаренные до идеальной золотистой корочки.

– Рай, – бормочу я. У меня текут слюни. Но я знаю, что, стоит мне попробовать, ее это только подстегнет. Я пристально смотрю на нее, пытаясь придумать отговорку, которая сработает в этом году. В прошлом я пресекал ее порывы со словами «Спасибо, Кенз, но мне столько всего нужно делать перед университетом». А что на этот раз? Учеба на этот раз точно не сработает.

Но сегодня уже поздно: у меня нет сил, чтобы бороться с ней. Я сдаюсь и кладу в рот жареный гриб.

– Ну как, хорошо? – задает Кензи первый вопрос в ряду многих других, ответы на которые она знает заранее. – Путь к мужскому сердцу, да? Через желудок? Многие клише ведь работают, правда?

Она сует вилку в рот и жует; уголки ее губ растягиваются в улыбку.

Ее голос облаком висит над нами. Мне не хочется обижать Кензи. Но теперь мне уже ясно – до смешного ясно! – что мое равнодушие ее не отталкивает. Может, ей просто нравится все недоступное? Или юная Мисс Компьютерный Гений видит во мне сложную задачу, которую во что бы то ни стало надо решить? Может, мое сердце для нее – это головоломное уравнение, над которым нужно просто подольше посидеть?