Евгения Перова - Нет рецепта для любви

– Ну вот, я освободился. А где все? Чем это пахнет? Вкусно!

Лёшин голос прозвучал так неожиданно, что Киви чуть не подпрыгнула – она совершенно про него забыла.

– Это гусь запекается. А все сейчас придут.

– Гусь? Здорово! А ты чего грустная такая? Новый год же.

– Да так.

– Поссорились, что ли? С Артёмом?

Киви с изумлением уставилась на Пифагора: вот откуда он всегда все знает? Ничего вокруг себя не видит и не слышит, весь в своей науке, а как скажет что-нибудь – и в точку.

– Мне кажется, тебе надо рискнуть, – сказал Лёша, привычным жестом поправив очки. – У вас с ним должно получиться.

– Почему ты так думаешь?

– Вы хорошо друг друга дополняете. Есть резонанс.

– Резонанс?

– В небесной механике есть понятие орбитального резонанса. Долго объяснять. Если коротко: два небесных тела оказывают друг на друга такое гравитационное влияние, которое стабилизирует их орбиты. А вы с Артёмом явно притягиваетесь. Вот у нас с тобой нет никакого резонанса. Хотя я тебя люблю. Ну, ты знаешь.

– Лёшечка…

Конечно, Киви знала. Он сам ей сказал – еще в школе, но тогда ей как-то удалось перевести все на дружеские рельсы, и Лёша смирился. Киви надеялась, что со временем он найдет себе более подходящую девушку, хотя бы немного разбирающуюся в астрофизике, но – увы! Лёша с головой погрузился в науку, и никакие девушки на горизонте не маячили.

– Значит, думаешь – рискнуть?.. А если не получится?

– Ну, пока не попробуешь – не узнаешь.

– Тоже верно.

А в это время Артём все еще разговаривал с Лёшиной сестрой – выскочив из подъезда в полном расстройстве чувств, он сразу же наткнулся на нее и Шарикова.

– Эй, ты куда? – изумилась Ира-Наполеон. Выслушав путаные объяснения Артёма, она вздохнула: – И что, ты так от нее и откажешься? С Олеськой трудно, я понимаю. Но если ты действительно любишь…

– Ир, а что мне делать? Если она меня отшила?

– Ну да, она у нас девушка-«нет». Первая реакция – оттолкнуть. А сейчас наверняка рыдает.

– Думаешь?

Артём невольно взглянул вверх, на балкон, но Киви там уже не было.

– Тебе решать, конечно. Но если у тебя это серьезно…

– Серьезнее некуда.

– С ней всегда было непросто. Трудный характер. Так что подумай. Или ты борешься за нее – с ней самой, или отступаешься.

– И что мне делать?

– Я бы на твоем месте сейчас вернулась. Она обрадуется. Знаешь что? Ты дойди до магазина, возьми хлеба… Есть у тебя деньги? Остынешь немножко, подумаешь. И приходи – вроде как за хлебом бегал. Только когда вернешься, сделай вид, что ничего не было. Словно она тебя не отталкивала. Она же сама не рада.

Артём отправился за хлебом. Обернулся он довольно быстро, с замиранием сердца вошел. Киви, увидев Артёма, сама подошла, виновато заглянула ему в глаза и на секунду прислонилась головой к плечу, словно прощения попросила. И Артём растаял. Новый год удался на славу, как и гусь, который прошел на ура. Правда, Кирилл, обгладывая доставшуюся ему ножку, пробормотал:

– А пересолил-то как! Влюбился, что ли?

И тут же заработал пинок ногой от бдительной жены, а Киви покраснела. Она вообще была сама кротость, и Артём не мог отвести от нее нежного взгляда, так что почти ничего не ел и не замечал, как переглядывается остальная компания, наблюдая за влюбленной парочкой. Прикончив гуся, отправились на улицу – пускали фейерверки, катались с горки, хохотали, валяли дурака, провожали Кирилла с Катериной, потом Артёма. Киви осталась ночевать у Наполеона. Артём не решился поцеловать Киви на глазах у друзей и затосковал.

Скоро это стало для него привычным состоянием, потому что Олеся очень медленно поддавалась его настойчивым ухаживаниям: Артёму приходилось долго уговаривать ее о встрече, так что чаще всего виделись они в общей компании. А когда все-таки оказывались вдвоем, Киви сначала держалась холодно, но чем дольше длилось свидание, тем больше оттаивала. Так что расставались они очень даже нежно, чтобы в следующий раз повторить все сначала. Период холодности, конечно, сокращался, да и прощания делались все нежнее, но тем больнее становилось Артёму, когда он замечал отстраненное выражение лица Олеси, которое про себя называл: «Что вам, товарищ?»

У него никогда не было таких мучительных отношений – вернее, такой долгой прелюдии к отношениям: он, конечно, целовал Олесю на прощание, но на этом все и заканчивалось. «Журавлик» никак не позволял себя приручить, и Артём порой ловил себя на мыслях о «синице», которую зря выпустил из рук: несколько раз даже набирал знакомый до боли номер, а потом сбрасывал, вспоминая ее прощальные слова: «Я не буду запасным аэродромом, не надейся. Умерла – так умерла».