Евгения Перова - Нет рецепта для любви

– Я его уволила! Этого официанта!

Артём взглянул по сторонам – все старательно делали вид, что ослепли и оглохли. Он не торопясь завершил украшение салата, аккуратно вытер салфеткой лишние капли соуса с тарелки… Олеся нетерпеливо топнула ногой: «Ты слышишь, что я говорю?» Артём поставил салат на выдачу и только тогда взял Олесю за руку и увел в свой кабинет – кухня за его спиной ожила, и Артём поморщился, представляя, как повара обсуждают явление хозяйки.

– Так что там с официантом? Он тебе нахамил?

– Да!

– Хорошо. Если он тебя оскорбил, то я, конечно же, его уволю. – Артём произнес это очень спокойно, но так подчеркнул голосом «я», что Олеся тут же дрогнула.

– Да, ты прав. Прости. Я вторглась на твою территорию. Ты хозяин. Я должна была попросить тебя.

– Кто он? – спросил Артём.

– Это Поль.

– Поль? И что, он действительно тебя оскорбил?

Артём удивился: Поль вовсе не был хамом. Но тут его осенило: из всех официантов Поль единственный чем-то напоминал давно уволенного Бернара. Так вот в чем дело… Он внимательно смотрел на Олесю, которая вдруг страшно покраснела – даже слезы выступили. Она рухнула на диванчик и опустила голову. Артём подал ей бумажные салфетки. Она, всхлипнув, вытерла глаза, потом долго молчала, глядя в окно. Артём ждал. На душе у него было тяжело. Наконец Олеся робко взглянула на него и тихо сказала:

– Он мне не хамил. Просто я психанула. Я извинюсь перед ним.

– Нет. Он извинится перед тобой.

– Но Тёмочка! Он же на самом деле не виноват!

– Это неважно. Моя жена всегда права. Даже когда не права. Сиди здесь! И постарайся сделать нормальное лицо, когда он войдет.

– Тём, не надо!

Но Артём ее уже не слышал. Он решил, что потом выпишет Полю премию за моральный ущерб. Через пару минут вошла целая процессия: Артём, мрачный Поль и администратор, злобно покосившийся на жену хозяина. Поль принес свои извинения, Олеся надменно кивнула, администратор с официантом удалились. Артём, усмехнувшись, взглянул на Олесю – та, закусив губу, упорно смотрела в окно. Короткое платье открывало ее длинные ноги почти до бедер… Упрямо поднятая голова… Рыжие пряди волос на белой шее… Артёму вдруг стало жарко. Он запер дверь кабинета, сел на диванчик к Олесе, развернул ее к себе и поцеловал, весьма зверски – она вытаращила глаза. Опрокинул ее на диванчик и полез под юбку – короткое эластичное платье тут же задралось к поясу. Олеся что-то протестующе пищала и хватала его за руки, но Артём не обращал внимания: стянул с нее трусики и взял почти силой – так она сопротивлялась. Сопротивлялась, да, но и стонала, и вскрикивала, и судорожно двигалась вместе с ним, а в самом конце с такой силой вцепилась Артёму в плечи, что остались отметины от ногтей. Они едва не свалились с узкого диванчика, в ушах у Артёма звенела сотня колокольчиков, прическа Олеси окончательно растрепалась, коралловые бусы порвались, а трусики исчезли неведомо куда, но оно того стоило.

– Куда они могли деться? Испарились, что ли? – возмущалась Олеся, одергивая платье.

– Ты же видишь – я ищу! – сдавленным голосом ответил из-под дивана Артём. Он собирал рассыпавшиеся кораллы, но никаких трусиков в поле его зрения не наблюдалось.

– И как мне теперь быть? Как я пойду домой?

– Так и пойдешь. Ничего, проветришься…

– Как дам сейчас!

– Ты же хотела внезапной страсти? Вот, пожалуйста.

– Ага, и вся кухня в курсе! Как я теперь мимо них пройду… Мне стыдно…

– Это мой ресторан, – сказал, поднимаясь, Артём. – Я тут, как ты справедливо заметила, хозяин. А ты моя жена. Так что я могу тебя поиметь где угодно. Хоть в зале на столе.

– Не при официантах, надеюсь?

– Иди уже! – Он шлепнул ее по заду, а потом одернул подол. Олеся гордо проплыла мимо потрясенных поваров, а Артём еще посидел в кабинете и даже выпил бокал красного вина, чтобы прийти в себя. Уже выходя из кабинета, он обнаружил кружевные трусики Олеси – они зацепились за раму картины, висевшей над диваном. Как они туда попали? Хмыкнув, он снял трусики и запихнул в ящик стола. А потом как ни в чем не бывало отправился на кухню.

В эту ночь они с Олесей спали вместе, но разожженного огня хватило ненадолго, и через пару дней Олеся снова заглянула к нему на кухню. Они уединились в кабинете и… ничего не вышло. Совсем. Олеся с непроницаемым видом удалилась, сопровождаемая восхищенными взглядами поваров, а Артём весь день размышлял. Он ничего не мог с собой поделать: то яростное исступление, которое так заводило Олесю, могло возникнуть только спонтанно, как в прошлый раз, когда ревность и злость вызвали всплеск вожделения. Сознательно достичь нужного градуса он не умел. Но самое главное: каждый раз после этих «всплесков» он долго не мог избавиться от какого-то мерзкого «послевкусия», страшно мучаясь от стыда и отвращения к себе, хотя и понимал – теперь-то понимал! – что именно такие «всплески» и заводят Олесю.