Дженнифер Доусон - Победитель получает все

Нет, нет, он ей не нравится! И довольно. Больше тут говорить не о чем.

Вот только ее либидо категорически не хотело с ней соглашаться.

Под раковиной что-то звякнуло, и тут же раздалось чертыхание. Вытянув руку, Донован потребовал:

– Ключ.

Молча подняв ключ, Сесили пихнула его – довольно грубо – ему в руку.

– Полегче, дорогая.

В его голосе было столько тепла, что сразу стало ясно – оно предназначалось не ей.

К кому он обращался так ласково, так нежно? У Сесили сразу сладко сжалось сердце, но через миг ее больно уколола совсем простая мысль: неужели в ближайшее время на ее глазах он будет так нежно ухаживать за другой женщиной?

От этой мысли ей почему-то стало так грустно, что, не выдержав, она сердито буркнула:

– Никакая я вам не дорогая.

Донован замер, но через миг начал медленно и плавно, примерно как соблазнитель в плохом порнофильме, выползать из-под раковины. Как только он увидел Сесили, в его блестящих зеленых глазах отразилось нечто, похожее на симпатию, а на лице появился явный интерес.

– Кто к нам пожаловал, сама Снежная Королева!

Это было придуманное им для нее прозвище. Раньше он ни разу не называл ее «дорогая» – видимо, такая мысль никогда не приходила ему в голову.

Сесили сразу ощетинилась, данное им прозвище ей совсем не нравилось. Хотя какое ей дело до того, как он ее называл?! Если разговор и дальше будет продолжаться в таком духе, она сумеет поставить его на место. За подобными нежностями – это было прекрасно известно любой феминистке – скрывалось пренебрежение и отсутствие серьезности и должного уважения к женщине.

– Где молодые?

Она, как и ожидал Шейн, выступила в привычной для себя роли, ее напускное равнодушие и холодный тон не действовали на него, ведь это была игра, маска, которую она надевала.

Легкость, с какой он, встав на ноги, выпрямился, удивляла – даже не верилось, что он весит больше двухсот фунтов. Открыв кран, Шейн начал мыть руки.

– Ваш брат на заднем дворе.

Было хорошо видно, как под тонкой майкой перекатываются мышцы на его плечах.

Сесили встряхнула головой. Как хорошо, что ей, в сущности, безразличны широкие плечи, выпуклая грудь, упругие бедра. Здравый смысл, рациональность – качества, на которые она привыкла опираться, – позволяли ей не идти на поводу у гормонов.

Но тут ее взгляд упал на его ягодицы.

Нет, нет, ей нет никакого дела до подобных глупостей!

Шум воды из крана прекратился, она тут же, отведя глаза, приняла как можно более равнодушный и невозмутимый вид.

Оглянувшись, Шейн окинул ее быстрым, оценивающим взглядом, от которого, как казалось, ничто не могло скрыться.

– Странно, я полагал, что вы приедете позже, прямо ко дню, на который назначен праздничный обед по случаю бракосочетания.

Сесили внутренне напряглась, он словно прочитал ее мысли, угадав ее первоначальное намерение сократить до минимума свое пребывание в кругу родных и близких.

– Что за нелепое предположение? Почему бы мне не погостить подольше в моем родном доме?

– Одного представителя семьи Райли было бы вполне достаточно, чтобы создать нужное впечатление семейственности. – Он бросил на нее проницательный взгляд. – Причина тут явно другая, но какая, пока не могу понять.

У Сесили зачесались ладони от желания стереть с лица Шейна его самоуверенную, чуть нагловатую улыбку – настолько она раздражала ее. Он явно метил в нее, его выпад шокировал бы любого, кто оказался бы на ее месте, но Сесили недаром занималась политикой.

– Не понимаю, к чему вы клоните.

Он достал пиво, поднес бутылку к губам, сделал глубокий глоток, не сводя с нее глаз, словно хищник, следящий за своей жертвой.

Какие у него все-таки глаза! Потрясающие, зеленого цвета! Они буквально просвечивали ее насквозь. Смущенная его пристальным взглядом, Сесили невольно разгладила складки на юбке, одернула жакет. Пауза помогла ей прийти в себя.

– Моя мать здесь? – спросила она совершенно будничным тоном, как ей того и хотелось.

– Они с Мадди пошли в магазин, – поставив бутылку на гранитную стойку, Шейн, как ни в чем ни бывало, оперся о ее край ладонями. – У нас кончились чипсы и пепси-кола.

Дразня его, Сесили подбоченилась, затем, смотря на него так же высокомерно, как и он на нее, усмехнулась:

– Что ж удивительного? Я слышала, что после тридцати пяти у многих меняются пристрастия, часто далеко не в лучшую сторону.

Выражение высокомерия с его лица моментально исчезло, его словно смыло водой, оно сменилось откровенным удивлением.