Мария Воронова - Врачебная ошибка

Что ж, картина ясная. ДТП, шок. Закрытая травма живота наверняка, а еще рёбра, голова… Уточнять диагноз будем в операционной.

Быстро везем больного, я на ходу заполняю историю. Давление падает, времени ждать УЗИ нет, быстро делаю лапароцентез, в животе – кровь.

Михаил Георгиевич дает наркоз параллельно с противошоковыми мероприятиями. Мимолетно отмечаю, что он на удивление сдержан и вежлив, неужели принял к сведению наш утренний разговор?

В животе обнаруживается больше двух литров крови, источник кровотечения – разорванная селезенка и брыжейка тонкой кишки. Могло быть хуже. Делаем спленэктомию и резекцию кишки.

Кровотечение остановлено, теперь все зависит от Миши. Мне видна часть экрана монитора, и я периодически поглядываю туда, чтобы не отвлекать анестезиолога. Давление еще низкое, но не падает, и пульс приличный, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Миша – молодец!

Только я успеваю это подумать, как слышу его крик:

– Плазма нужна нам немедленно! Вы обязаны знать такие вещи! – и понимаю, что человек остается самим собой, несмотря ни на какие воспитательные меры.

Вдруг слышу голос Владимира Семеновича. Галлюцинации, что ли, от недосыпа и усталости? Нет, он действительно стоит в дверях, не решаясь войти внутрь. Помнит, что ли, мои слова про клуб веселого хирурга? По заведенному распорядку ему докладывают обо всех случаях тяжелых ДТП, и с некоторым опозданием вспоминаю, что это должна была сделать я. Ура! Наконец-то провинилась! Не повод для увольнения, конечно, но при грамотном подходе…

– Все в порядке у вас? Помощь нужна? Мне помыться? – отрывисто спрашивает Владимир Семенович.

Я качаю головой, а Миша налетает, как вихрь, мол, плазму надо капать срочно для профилактики ДВС, а где специальный аппарат для быстрого размораживания? Куда смотрит администрация? О чем, в принципе, думает главврач, не оснащая нашу заштатную больничку последними достижениями науки и техники?

Я улыбаюсь под маской. Самое время и мне высказать главврачу какую-нибудь нелепую претензию, но куда там! – разве могу я пробиться сквозь Мишкин напор?

Последний шов, повязка, и я оставляю Михаила Георгиевича готовить больного к транспортировке в палату интенсивной терапии. Иду писать протокол операции в ординаторскую.

Там сидит Владимир Семенович, положив подбородок на сплетенные ладони, и пристально смотрит на меня своими прозрачными глазами.

Мне стыдно, что я уставшая, в ветхой хирургической робе и дурацком бумажном беретике, но я не снимаю его, зная, что наэлектризованные волосы будут топорщиться, как венок у статуи Свободы.

– Разрешите доложить, что я сегодня работала очень плохо, – обхожу его и сажусь за компьютер, – не доложила вам и вообще плохо оперировала. Медленно.

– Михаил Георгиевич сказал, что звонит по вашему поручению, так что не наговаривайте на себя.

Я молча открываю папку с протоколами операций, надеясь найти что-нибудь похожее, чтобы не набирать заново текст, а просто изменить паспортные данные и некоторые детали.

Повисает тягостная пауза, и Владимир Семенович достает сигареты, нарушая свой собственный строжайший запрет на курение в стенах больницы.

Я разрешаю ему курить и с наслаждением вдыхаю горьковатый дым.

– Есть смысл рассмотреть мою кандидатуру на сокращение, – сейчас, в неформальной обстановке, можно быть искренней.

Владимир Семенович качает головой:

– После того, как вы спасли человеку жизнь?

– О, я не смотрю на свою работу так пафосно. Знаете, как говорят летчики: если ты идешь в полет как на подвиг, то ты к полету не готов. Я просто делаю дело и, господи, даже не знаю, как его зовут и сколько лет этому несчастному. И в лицо не узнаю его завтра. Видите, крайняя степень выгорания. Вы обязаны принять меры как руководитель.

– Какие?

– Уволить меня по сокращению штатов.

– Тогда… – говорит Владимир Семенович и надолго замолкает.

– Что?

– Тогда у меня больше не будет причины торопиться на утренние планерки и гадать, увижу я вас или нет. Услышу какую-нибудь бодрящую гадость в свой адрес, или вы высокомерно промолчите.

Я молчу. Наверное, теперь точно слуховая галлюцинация, или просто я уснула от усталости…

Пока я раздумываю, сон это или не сон, моя рука оказывается в большой ладони Владимира Семеновича.

– Я думал, вы замечаете, что я в вас влюблен. Женщины вроде должны видеть подобные вещи.

Я качаю головой:

– Мне это в голову не приходило.