Anne Dar - Один год жизни [СИ]

Со временем все эти острые углы сгладились, но не исчезли полностью. Тэмми стала молчаливой мышкой, которую часто гоняла кошка Эмилия. Если после произошедшего я сильно сблизилась с Тэмми, то Эмилия наоборот, словно почувствовала своё превосходство над одной из своих младших сестер. Мы никогда не были дружными сестрами, но во всех наших стычках нас отличали следующие черты: Эмилия любила доказывать свою правоту, смотря на нас сверху вниз, я старалась отстоять своё право, если его затрагивали, или игнорировать конфликтную ситуацию (если она не задевала моих прав, соответственно), Тэмми же с детства пыталась избежать ссор. Сейчас же промах Тэмми, если эту трагедию можно так называть, словно дал Эмилии окончательное и бесповоротное чувство собственного превосходства над младшей сестрой, в то время как я наоборот, впервые прониклась к Тэмми настоящей сестринской любовью. Для себя я объясняла поведение Эмилии результатом зависти. Но, как позже оказалось, к подобному выводу пришла не я одна. Однажды с утра, когда еще все спали, а я собиралась уезжать в университет, я услышала разговор бабушки с дедом. Она тоже считала, что старшая сестра притесняет младшую не только из-за детской привычки показывать своё превосходство. Дело в том, что после перенесенного выкидыша, по результатам последующих осмотров у врача, Тэмми уверили, что бесплодие ей точно не грозит, и она вполне сможет произвести на свет с дюжину цветов жизни. После этой новости все вздохнули с облегчением, и лишь Эмилия вздохнула с хорошо скрытой завистью, в которой сама себе до сих пор не могла признаться. У нее ведь не было выкидышей после первого же сексуального опыта — всего лишь два половых партнера, после одного из которых она подхватила несчастное воспаление (пропади оно пропадом!), от последствий которого она до сих пор страдала и заставляла страдать остальных. Так почему же от этого недуга должна страдать она, а не Тэмми?

Думаю, не сложно догадаться, что всё происходящее в нашей семье отразилось незримой печатью на мне: неспособность Дэниела и Линды в несозревшем возрасте стать родителями двойни; бесплодие Эмилии, заработанное беспорядочными половыми связями; выкидыш Тэмми в возрасте семнадцати лет. На горьком опыте своих близких я многому научилась и в итоге твердо решила не наступать на их грабли. Я отчаянно не хотела стать молодой мамашей орущего человека, которому на протяжении года буду служить пищей, а впоследствии еще и грушей для битья. Я безумно боялась быть посредственной, недалекой, глупой девчонкой. С тремя этими страхами я боролась через университет. Меня нельзя было назвать гением, у меня не всё гладко получалось в учебе, но я искренне старалась. После каждого сданного мной экзамена я признавала, что родилась с маленьким мозгом, который, из-за пребывания в университете, работал до изнеможения. Мне откровенно сложно давалась учеба, но я буквально грызла гранит науки, опасаясь собственного провала. Мне не хотелось становиться среднестатистической секретаршей в захудалом городишке и гордиться этим так, как гордилась этим Эмилия, или быть горничной, как Тэмми. У меня была твердая уверенность дойти до конца, пусть даже через пот, боль и слёзы. И я шла. Шла не оглядываясь на парней, которые не обделяли меня вниманием. На примере брата и сестер я знала, каким коварным бывает мужское внимание. Наверняка мужчины даже не подозревают о вреде, который могут нанести своей избраннице.

Конечно я не была сухарем, выстраивающим всех парней под одну гребенку. У меня было много друзей мужского пола, иногда я выпивала в пабах, есть даже вещи, вспоминая которые я краснею. Например, однажды я на спор затащила красавчика Брюса Уокера в женский туалет, мимолетным взглядом всего лишь намекнув ему на незабываемый вечер, после чего мы с друзьями высмеяли развратника и я сорвала куш в пятьсот долларов, а Уокер еще неделю пытался ко мне подкатить. Но в свои двадцать два я так и оставалась девственницей. Если бы об этом вдруг узнала Эмилия, боюсь, она бы просто треснула от своего, весьма относительного, превосходства. Так что я хранила эту тайну за семью печатями. Наверное, мою целомудренность психологи назвали бы «травмой детства на фоне сложившейся в семье стрессовой ситуации», но я её называю «здравым смыслом на фоне жестокой реальности».

Я спустилась на кухню спустя час после ухода Эмилии, когда все уже легли спать. В доме было достаточно прохладно, а на улице снова начался проливной дождь, от которого этой промозглой весной не было никакого спасения. Не включая свет, я разогрела чашку молока и запила им оставшуюся после завтрака, нежнейшую пахлаву, которую каждое утро дедушка с бабушкой покупали в частной лавке булочника, развернувшего свой сдобный бизнес на соседней улице. Завтра предстоял очередной день борьбы с наследником Олдриджа, за моё право продолжать подсчитывать деньги его отца, ежечасно капающие в мой карман. Ощущая приближение не самого легкого утра, я отправилась в постель и, распустив не до конца просушенные волосы, легла под тонкое одеяло, после чего укрылась шикарным пледом крупной вязки из шерсти мериноса, заполучить который мечтала больше трех лет своей жизни и который на двадцатилетие мне, наконец, подарили дедушка с бабушкой.