AlmaZa - Мания приличия [СИ]

Взгляд упал на другую кучу тёлок. Две из них с татуировками: высокая и худощавая остановилась на изящных рисунках по плечу и пояснице, а та, что поменьше, обколола себя почти всю, от лодыжек до шеи. Она лежала на спине и делала что-то среднее между куннилингусом и анилингусом той, что нависала обнаженной промежностью над её лицом. Её язык так далеко высовывался, что становился виден пирсинг в нём. На мне самом хватало татуировок — я их любил, но вот из проколов отважился только на уши. А эта девица явно была каких угодно наклонностей. Таких обычно швыряет по жизни от глэм-рока до хиппи, от волонтерства до суицида.

Я поймал себя на том, что стою напротив них и внимательно разглядываю работу её языка, такого влажного и длинного, розового и развратного, что он казался самостоятельным органом с собственным разумом. Хотелось сдвинуться и уйти, но я решил досмотреть. До какого момента? Не знаю. Просто досмотреть. Меня камеры не снимали, и я спокойно глядел на колыхающуюся задницу той, которой доставляли удовольствие. Судя по губам она кричала и стонала, но сквозь треки с отбойными ритмами и скрежещущими звуками шлифовальных машин, ничего не было слышно. На многочисленные сиськи я не зарился.

Я не могу сказать, сколько перевидал их за свои годы, даже если считать, как полагается, парно, а не поштучно. Случайно толкнувший меня официант в одних стрингах, намасленный и гейски-неприятный, извинился и пронес поднос с выпивкой дальше. Когда я вернул взор, шлюха в татуировках и с пирсингом в языке (и в пупке, как я только что заметил), прекратила лизать и на мгновение замешкалась, куда пристроиться дальше. В ту, что она ублажала, принялся совать здоровый член лысый амбал. Ох уж эта романтика!

На секунду я поймал взгляд освободившейся и, не думая, подошёл к ней и кивнул «подъём!». Не то чтобы мне приспичило или захотелось. На данный момент у меня даже не встал, но секса у меня не было дней пять или шесть — не до него всё! — а мысль о том, что хочется почувствовать её язык на своём члене, заинтересовала. Именно так в последние пару лет рождались у меня позывы к случкам. Какая-нибудь мимолетная фантазия о чем-то ранее не испробованном. А этого становилось всё меньше, а в прямой зависимости от этого уменьшалось и количество партнерш.

Последняя «гёрлфренд» задержалась у меня на полгода скорее ради статуса, что я занят и всё — баста, не лезьте ко мне. Ну и ради того, что можно долбить что-то без проблем. Она была красива, эта чешская (или сербская?) сучка, с близкой к идеальной фигурой, ногами, подобными Лонг-Айленду, глазами метиски и аккуратными грудками. В общем, моя химия совпадала с её, и трахаться было приятно. Возбуждение до последнего накатывало само, без подкидывания дров в виде экзотики и извращений, но она сама всё испортила. Разговоров о том, что я чей-то жених я не выношу. Пусть считают меня кем хотят, называют кем угодно, но я никогда не разменяю свободу на узы с блядью. А бляди — все женщины. Я не видел ни одной не продающейся, так что… Нет, видел одну, но мимолётно, и лишь поэтому не успел разочароваться, поэтому не считается.

Я настолько пресытился всем, чем можно, что не расстраивался от осознания всеобщей падальщины, стервятности и плесневелости. Пусть унывают и скорбят обделенные, а мне плевать, в каком обществе я живу, потому что получаю всегда всё, чего хочу. И даже то, что я хочу всё меньше — меня не огорчает. Мне не нравится быть циником — я и есть циник. Да, если бы это переставало меня радовать, наверное, я бы смог изменить себя под стать чему угодно, но направляющим, главным фактором собственной судьбы всегда оставался я сам, и я представления не имею, что со стороны может повлиять на меня как-либо. И все эти эгоистичные признания лишь малая толика того, как на самом деле я отношусь к себе и людям, и какую разницу я делаю между первым и вторым.

Мне не хотелось везти к себе эту девицу, и через некоторое время мы с ней оказались в одной из комнат клуба, где стоял мягкий, обитый вельветовой тканью диван, на который я приземлился. Она вошла следом, в одних босоножках и трусиках-танго; направлялась ко мне с ощущением собственной значимости и сексуальности, и чрезмерной игрой лица чуть не отшибла во мне желание с ней связываться. Подойдя впритык, она потерлась ногами о мои колени и принялась извиваться, пританцовывая под отдаленно доносящуюся музыку.

— Сполосни рот, — посмотрев ей в глаза, сказал я. Она перестала дергаться. Я улыбнулся. Протянув руку к столику, я взял бутылку виски и протянул её ей.