Мелисса Фостер: Скорбь Тру

Ее мать не смотрела на нее, когда все это говорила. Она была слишком занята, кивая и улыбаясь гостям.

Гнев поднялся в душе Джеммы, топя небольшое смущение, которое появлялось рядом с матерью, раскрывающей темное прошлое Трумэна.

— Ты следила за мной?

— Конечно, дорогая. Ты же моя дочь. Кто-то должен следить за тобой.

«Ты когда-нибудь посмотришь на меня?»

— Этот человек был осужден за убийство. Ты не в безопасности рядом с ним. Сейчас это был небольшой бунт. Теперь пришло время двигаться дальше и найти подходящего мужчину.

Внутренности Джеммы скрутило не от осведомленности ее матери или ее способа добычи информации, а от унизительного отношения ее матери к Трумэну.

— И ты так беспокоилась обо мне, что решила подождать и рассказать мне об этом на благотворительном вечере, где, как думала, я не буду устраивать сцену? — она кивнула. — Правда в том, мама, что с ним я в безопасности. Я с ним в большей безопасности, чем с тобой, потому что он хороший человек. Он знает, как любить всем сердцем и заботится обо мне. Ты даже не знаешь, почему он сидел в тюрьме, или тебя это не волнует?

— Это убийство, Джеммалин. Причина не имеет значение.

Джемма шагнула перед матерью, заставив взглянуть на себя, может быть, впервые в ее жизни.

— Его мать изнасиловали. Он спас ее. И это важно. Это единственное, что имеет значение. Ты знаешь, что не имеет значения, мама?

Челюсть матери сжалась. Она подняла подбородок и холодно взглянула на Джемму.

— Мое платье, — сказал Джемма сквозь стиснутые зубы, гнев и отчаянье затопили ее глаза слезами. — Что эти люди думают обо мне, или… мне больно говорить, хотя и не должно… что ты думаешь обо мне. Ничто из этого не имеет значения, потому как ничто из этого не является реальным. Я потратила свою жизнь на выполнение этих функций, потому что они важны для тебя, и когда-то я надеялась, что я важнее всего этого. Но теперь ясно, что все, что ты во мне видишь, это за кого бы выдать меня замуж, чтобы ты смогла устроить свадьбу и породниться с какой-нибудь богатой семьей. Ну, угадай, что? Я с этим закончила, — она встретила стальной взгляд матери. — Я покончила с попытками сделать то, что нужно тебе, когда это не правильно.

— Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Что сказал бы твой отец?

Джемму охватила дрожь и истерический смех.

— Как я узнаю, что он скажет? Он никогда не разговаривал со мной. И ты тоже, кроме того, как рассказать о том, как мне стать лучше. И, знаешь, что? Я выросла прекрасно воспитанной, несмотря на то, что вы двое всегда угнетали и не могли уделить мне время.

Слишком увлекшись истинной, чтобы остановиться, несмотря на то, что гости теперь наблюдали за ними, она продолжила свою речь.

— Я знаю, как любить, и я любима, и это самая важная часть моей жизни. Я снова приду на это смехотворное событие, и в следующий раз ты назовешь меня по имени — Джемма! И ты спросишь меня, как я, или ты вообще не спросишь, — тяжело дыша, она добавила. — Может быть, поддельное свидетельство о рождении — это не самое худшее, что может быть у ребенка.

— Что? — резко спросила ее мать.

— Ничего. До свидания, мама.

На трясущихся ногах она повернулась, сделала глубокий вдох и ушла, прежде чем ее мать неправильно истолковала ее слезы. Кроме того, что это было окончательным признанием того, кем для нее являлась женщина, родившая ее.

Ожидание, пока парковщик подгонит ее машину, было долгим. Она упала на место водителя и всхлипнула, когда пыталась вытащить из сумки свой мобильный. Чем она думала, заставив Трумэна решать, как оставить у себя детей, и делать то, что, по ее мнению, было правильным? Он был прав. И на счет детей, и на счет нее. Она выехала со стоянки и включила мобильный, намереваясь ему позвонить и рассказать о том, что произошло, когда ее телефон засветился и завибрировал, показывая на экране фото Трумэна и заставляя рыдать еще сильнее.

— Тру.

— Куинси пропал. Час назад он сбежал из реабилитационного центра. Я должен найти его. Дети останутся у Бэра.

Сколько еще человек может выдержать.

Прежде чем у нее прорезался голос, он сказал.

— Это моя вина. Я попросил его остаться в программе, чтобы он смог обратиться с заявлением об опеке над детьми, и дети остались бы с нами. Это был слишком большим давлением. Я полный идиот.

— Нет, — прозвучало как мольба. Это была не его вина, а ее.

— Езжай к себе, если вдруг он появится у меня. Я позвоню тебе, когда узнаю что-нибудь.

— Тру…