Евгения Перова: Все у нас получится!

Илье до сих пор снилась эта авария: он просыпался с криком, а потом не спал до утра, представляя, как ей было страшно и больно, его бедной девочке, его хрупкой Принцессе, такой нежной и избалованной. Леон, однако, не успокоился и продолжал на каждом углу обличать Званцева, обвиняя его в покушении: «Конечно, дело замяли! С такими деньгами все позволено!» Выйдя из больницы, он демонстративно передвигался на инвалидной коляске, хотя отделался парой переломов и сотрясением мозга – пьяным и дуракам, как известно, всегда везет. Илье это быстро надоело, он поговорил с начальником службы безопасности, и Леона Клэма заткнули раз и навсегда, погрозив кнутом и сунув пряник в жадную ручонку. Собственно, в этом и было дело: Леон жаждал компенсации. Они с Дианой не успели пожениться, так что он пролетел мимо ее денег, вернувшихся в семью, – по закону наследницей была Алла Георгиевна.

А жизнь Ильи окончательно рухнула. Весь год после развода он, как дурак, продолжал надеяться на возвращение Дианы, не веря, что она всерьез увлеклась этим крашеным альфонсом. Строил какие-то планы, мечтал, страдал. И вот конец всему. Некоторое время он еще возился с Аллой Георгиевной, пока не стало понятно, что «крыша» у нее съехала окончательно. Тогда Илья устроил ее в специализированный частный пансионат, где бывшая теща в окружении нянек и санитарок предавалась успокоительному забвению, постепенно переставая узнавать не только Илью, но и себя самое. Тогда-то он и помирился с Долли, которая тут же примчалась, чтобы возвращать своего мальчика к жизни – утешениями, убеждениями, встряхиваниями и пинками.

А теперь, когда и Долли от него ушла, Илья очутился в таком космическом одиночестве, что плохо понимал, зачем ему жить дальше. Для чего? Для кого? Он казался себе заводной игрушкой, эдаким зайцем-энерджайзером с выдохшейся батарейкой, которую и заменить некому. Раньше Илья претворял в жизнь планы Старика, удовлетворял его амбиции, и сейчас продолжал по инерции нажимать на кнопки пульта, управляющего империей Селезнева. Металл, станки, машины, рабочие места – это все понятно, но зачем оно нужно ему самому? Ради денег? Которых и так слишком много? И которые он не знает на что тратить – вот, купил этот дурацкий пентхаус, где чувствует себя не в своей тарелке! А какая «тарелка» для него? Илья не представлял. Да и купил только потому, что не мог больше оставаться в старой квартире, где каждая безделушка напоминала о Диане. Он специально попросил дизайнера сделать нечто противоположное прежнему интерьеру и в результате оказался в каком-то подобии межпланетной станции.

Может, жениться? Просто для того, чтобы продолжить род? Да какой там род… Он не принц и даже не лорд – так, подобранная на улице дворняжка. И на ком жениться-то? Надо знакомиться, встречаться, разговаривать – в общем, соблюдать политес, а как это делать, Илья решительно не представлял. Он понимал, что является завидным женихом – с такими-то деньгами, как сказал бы Леон Клэм. Но покупать себе жену он не собирался. Да и пример неудачного брака Старика не воодушевлял Илью. Он знал, что Николай Алексеевич не любил Аллу, а женился из практических соображений: их семьи дружили, родители мечтали об этом союзе, к тому же тесть, крупный партийный бонза, готов был продвигать и прикрывать зятя.

Так ни до чего не додумавшись, Илья вздохнул и поплелся в бассейн: может, удастся проплыть хотя бы полкилометра? Через сто пятьдесят метров он внезапно осознал, что мысли о женитьбе стали посещать его с тех пор, как в офисе появилась Лина. Илья был так потрясен этим обстоятельством, что чуть не утонул, забыв, как правильно двигаться и дышать. Но тут же вынырнул и с удвоенной силой замолотил руками и ногами. А ночью ему приснился настолько яркий, реалистичный и порнографический сон, что мимо Лины он промчался на реактивной скорости, словно она могла увидеть картинки в его голове, и весь день был чрезвычайно суров с ней.

Потом Илья внезапно решил, что надо срочно разузнать все, что можно, про своих родителей. Почему до сих пор эта мысль не приходила ему в голову? У него не осталось от раннего детства ни воспоминаний, ни фотографий, ни каких-нибудь вещичек. Мать он еще смутно помнил, а вот отец был загадкой: вроде бы он погиб от несчастного случая на стройке. Плохо запомнились и первые годы в семье Селезневых – словно все заволокло туманом, сквозь который вдруг проявлялись яркие разрозненные кадры. Но должны же сохраниться какие-то документы об оформлении опекунства?