Даниэла Стил - Выбирая судьбу

Том принадлежал миру Криса и напоминал его своей прямотой и неприязнью к условностям. Но был проще, чем Крис, добрее, без этой безжалостной честности. Кстати, и без особой искры тоже, если на то пошло. Однако я подозревала, что именно поэтому с Томом было бы проще жить. А еще он не был мастер говорить, и я заметила — до того, как Пэг уехала, — что он смотрел на нее с неким благоговением. Впрочем, над этим мне еще предстояло поразмыслить.

К этому времени я обзавелась новой няней. Потянулись день за днем. Ко мне возвращались силы, а душевная боль, напротив, успела притупиться. И, как я обещала Сэм, Крис всегда был с нами. Мы говорили о нем, и его лицо, возникая в памяти, озаряло мои дни, и во сне я слышала голос Криса. Наверное, поэтому я много спала. Легкий способ сбежать от мира; во сне со мной всегда находился Крис. Он ждал, пока я не засну, чтобы протянуть руку и потянуть на свою сторону… прочь от опустевшего дома… и от жестокой реальности.

В марте из письма Джона Темплтона я узнала, что Джули Уэйнтрауб, пролежав в коме почти три недели, скончалась, так и не придя в сознание. И это было милосердием небес, поскольку ее последние ясные дни были исполнены мучительной боли. Для меня это стало завершением целого этапа собственной жизни: Крис, ребенок, Джули. Все ушли! Моя жизнь начала заполняться призраками. Почти все дни я сидела дома, немного рисовала, занималась Самантой и наблюдала, как течет время. Я отчасти набрала потерянный вес, а долгие прогулки с дочерью вернули мне здоровый вид.

Нас часто навещал Том Барди. Привозил небольшие подарки для Сэм и оставался на обед. Нам было приятно его присутствие. Мы с дочерью полюбили его. Том никогда не упоминал Пэг, но если о ней говорила я, то ловил каждое мое слово. Было интересно наблюдать это, и я гадала, знает ли Пэг. Однажды я не выдержала и спросила:

— Том, ты получаешь весточки от Пэг?

— Нет. — Он покраснел.

— Почему бы тебе не звонить ей иногда?

— Звонить ей?

У него был такой изумленный вид, что я оставила эту тему. Они оба были взрослыми людьми; Пэг умела брать быка за рога — таких решительных и откровенный людей, как она, еще поискать. Том также производил впечатление мужчины, который умеет о себе позаботиться. Поэтому я решила не лезть в чужие дела.

От Гордона — до того, как он отбыл во Францию, — я получила два письма. Это были страстные мольбы подумать о себе и о нем, приехать к нему. Но я не хотела покидать Сан-Франциско. Не хотела покидать Криса.

До сих пор я так и не разобрала вещи Криса. Когда было особенно одиноко, я открывала шкаф и смотрела на ботинки, джинсы и свитера. Его запах словно тянул ко мне руки, и казалось, будто Крис просто вышел на минуту. Студия была в неприкосновенности. Лишь однажды я поднялась туда, чтобы поискать кое-какие документы. Все в доме знали, что ходить туда запрещено. Студия становилась чем-то вроде святилища.

Я регулярно писала Пэг и рассказывала ей о наших делах. Знала, что подруга очень устает на работе, но неожиданно она намекнула, что готова приехать. Ей было известно, что мы ждем ее, и я надеялась на скорую встречу.

В своих письмах Пэг мне советовала: «Тебе нужно встречаться с мужчинами… найти работу… отправиться в путешествие…» Но она ни разу не предложила мне вернуться в Нью-Йорк. Пэг все понимала.

В конце мая у Сэм закончился школьный год, и однажды утром мы с ней сидели за завтраком и вспоминали, что со дня смерти Криса миновало пять месяцев. Казалось, что мы с Сэм так жили всегда, и вместе с тем можно было думать, будто в это утро Крис только что прошел по дому. Я поддерживала эту иллюзию: Крис жив.

Мне было одиноко, но это было другое одиночество, не то, что терзало меня в Нью-Йорке, когда я вернулась. Тогда на меня накатывало яростное чувство обиды; не находя себе места от тревоги, я пребывала в состоянии бесконечного отчаяния — пусть в то время даже не отдавала себе в этом отчета. Это было время гнева. Но весной я уже не испытывала гнева. Все было не так, как прежде. За исключением того факта, что я снова была одна. И я покорно признала, что это одиночество уже навсегда. Мой корабль бросил якорь, ему больше некуда было плыть. Да я и не хотела. Я посвящала больше времени живописи, читала и много размышляла. Наверное, так живут монахини. Порой мне казалось, будто я нахожусь в темном туннеле. Мне нужно пройти его насквозь. А когда доберусь до противоположного конца… если, конечно, доберусь… вот тогда посмотрим.