Алиса Клевер - Два месяца и три дня [litres]

– Я знаю, я знаю, – всхлипнула Арина. – Это просто несчастье, что я люблю его. Это пройдет со временем. Мне просто нужно сейчас уехать.

– Мы вам поможем, не волнуйтесь. Сейчас вы отдыхайте, а я обо всем позабочусь.

– Нет, – Арина отставила чашку. – Не надо мне отдыхать. Я хочу улететь первым же рейсом.

– Но… вы очень устали, – растерянно пробормотал Ричард. Он совсем не хотел, чтобы эта прекрасная девочка, такая печальная сейчас, разбитая горем Айрин – чтобы она улетала вот так. Он мог бы показать ей Лондон. Съездить с нею на их семейную ферму, ведь она сказала, что любит животных. Она будущий ветеринар. Как так случилось, что она оказалась рядом с Максимом Коршуновым?

– Я отдохну в самолете, – сказала Арина, встала и подошла к Ричарду. Взяла его за руку и посмотрела ему в глаза. – Я очень вам благодарна. Я вышлю вам все деньги, которые задолжала – сразу, как только приеду.

– Мне не нужно никакие деньги, – нахмурился Ричард. – Мы могли бы оставаться друзьями.

Арина кивнула и сжала его ладонь. Несколькими часами позже она сидела в самолете, летящем во Франкфурт. Прямых рейсов не было, нужно было ждать до самого вечера. Ричард, конечно, был за то, чтобы ждать. Но как объяснить ему, что каждую секунду, проведенную в его доме, Арина боялась бы появления Максима. Тот ведь искал ее, и, рано или поздно, он бы ее нашел. Он позвонил бы Ричарду еще раз, а тот совсем не умеет врать, это было ясно, стоило провести с ним один день рядом.

Самый странный друг для такого человека, как Максим Коршун.

Впрочем, Кларисса была – другое дело. И все то время, что они сидели на кухне, подбирая рейсы, Кларисса смотрела на нее с определенным, очень ощутимым сочувствием и пониманием. Она знала Максима. Возможно, она даже знала, куда Максим вчера собирался ехать вместе со своей маленькой синеглазой игрушкой.

Арина пристегнула ремень и откинулась в кресле. Сидеть одной и думать – это было роскошью, от которой она успела отвыкнуть. Она любила Максима. Даже сейчас, размышляя о том, что больше она не увидит его никогда, она чувствовала боль внутри – как от ножа, пронзающего ей живот. И все-таки улететь – это был единственный выход.

Единственная правильная вещь, какую она могла сделать. Она не выскочила из самолета, как из того такси. Она осталась в нем, а когда самолет взлетел, Арина закрыла глаза и дала волю чувствам. Она ощущала каждый набранный метр высоты, каждый километр, преодоленный лайнером, чувствовала, как растет пуленепробиваемая стеклянная стена между нею и Максимом, только теперь это была возведенная ею стена. Сердце ее обливалось кровью, пока она смотрела на удаляющийся в иллюминаторе Лондон, и с каждой минутой боль от разлуки с Максимом становилась сильнее.

Пусть будет, подумала Арина. Пусть она будет.

Дорогой Максим.

Надеюсь, вы не слишком переволновались, когда я исчезла из вашего милого маленького клуба одиноких сердец. Я слышала, что вы нашли мои туфельки. Забавно, но я все же не думаю, что это делает меня Золушкой. Не стоит искать меня повсюду, только чтобы примерить мне туфельку. И, вообще-то, эти туфли принадлежат Клариссе. Верните их ей, пожалуйста. Я и так уничтожила ее платье.

Теперь, когда я улетела и наш контракт, безусловно, расторгнут, я могу сказать с полной ответственностью – я никогда не буду принадлежать вам, как эта девушка, Ренгильда.

Не потому, что не хочу этого.

Принадлежать вам и выполнять все, что вы пожелаете – это действительно было бы потрясающе. Вы лучше всех в мире знаете, как заставить мое тело сходить с ума, и наслаждение, которое вы дали мне познать, будет теперь вечно испытывать меня на прочность.

Но я не останусь. Этого не будет.

Это мое решение, а вы обещали уважать мои решения. Свобода воли, вы сказали. Хоть это-то у меня есть. В одном вы оказались правы – наслаждение может стать важнее счастья. Оно может стать важнее всего на свете – и смыслом жизни, и способом существования. Те, кто познал его, будут гоняться за ним, гонимые вечной неутолимой жаждой. Но я не хочу этого, и меня пугает такая перспектива.

Вы обещали мне в самом начале, что я никогда не стану прежней, если полечу с вами. Теперь, улетая от вас, я понимаю со всей очевидностью, что вы были правы. Я изменилась безвозвратно, и мне еще предстоит понять и оценить последствия этих изменений. И все же в чем-то я была, есть и остаюсь неизменной. В отличие от вас, мой любезный господин, я верю. Есть много вещей, в которые я верю. Я не стану перечислять их вам, чтобы не вызвать у вас гомерического хохота.