Вера и Марина Воробей - Друг в зеркале

— Нет — помотал головой Егор.

— Тогда я убираю, — и с этими словами она без сожаления выкинула свою стряпню в помойное ведро.

Они поставили кассету и поуютнее устроились на диване. Алена хотела, чтобы Егор ее обнял, пыталась сесть к нему поближе, но он незаметно отодвигался. Ему было не по себе из-за вчерашнего вечера в школе, откуда его выгнали с позором. Да и чувствовал он себя так, что с трудом мог выносить самого себя, не говоря уж об Алене.

Сначала на экране были только помехи, но потом появился Кахобер Иванович.

— Разрешите считать вечер, посвященный двадцатилетию школы, открытым, — торжественно произнес он.

Его усы горделиво топорщились, казалось, даже они понимали значительность момента. В зале восторженно зааплодировали.

— Это что, вчерашний вечер? — спросила Алена.

— Да, да, — ответил Егор. — Не мешай.

На экране открылся занавес и начался спектакль «Ромео и Джульетта». Егор увидел самого себя в роли Ромео и покраснел. Всегда немного неловко видеть свое изображение, но обычно Егору это нравилось он считал себя привлекательным. Но не на этот раз. Он шатался, произносил реплики заплетающимся языком и опирался на Максима Елкина.

— Ничего себе, — проговорил он, стараясь скрыть смущение. — А мне казалось, что я в ударе.

В зале раздался смех. Сначала неуверенный и тихий, а потом все громче и громче. Быть смешным для Егора это самая изощренная, самая мучительная пытка. И вот он видел, как вся школа, от мала до велика, потешается над ним.

— Давай перекрутим, — сказал Егор и хотел взять пулы, но Алена и не думала этого делать.

— Нет, нет, нет, — сказала она. — Это же самое интересное.

Она действительно была увлечена происходящим на экране и даже не смотрела на Егора. И к лучшему, потому что в его глазах светилась такая ненависть и злоба, что даже ей стало бы страшно.

Когда действие с участием Егора закончилось, он с облегчением вздохнул и произнес:

— Кахобер выгнал меня. Не представляю, как они смогли доиграть спектакль без Ромео.

И каково же было его удивление, когда он увидел, что спектакль продолжается как ни в чем не бывало, только вместо него Ромео играет Сюсюка.

— Но это же смешно! — гневно воскликнул Егор.

— Да? Но почему-то никто не смеется, — ехидно заметила Алена.

— Этого не может быть! — продолжал возмущаться Егор. — Это же самый неподходящий человек, какого только можно представить! Он и в жизни не может двух фраз гладко произнести, не то что на сцене.

Но такими словами Егор успокаивал самого себя. Туся в роли Джульетты была так хороша, так искренне и трогательно играла, что рядом с ней и Сюсюка выглядел достойно. Черное платье облегало ее фигуру, и было хорошо видно, как Туся пластична и стройна. Легкий газовый платок лежал у нее на груди, а каштановые волосы были распущены. Настоящие слезы катились по ее щекам, когда она прощалась с Ромео. Словом, даже самый злобный ее враг не мог не засмотреться на нее.

— Черт возьми, как она хороша, — произнес Егор и потянулся за сигаретой.

— Ты же решил бросить курить, — напомнила ему Алена.

Она сама была не рада, что затеяла просмотр этой кассеты. Случилось то, чему она всеми силами хотела помешать. Алена слышала, что у Туси открылся актерский дар, и подпоила Егора специально, чтобы сорвать спектакль. Премьера все равно удалась, а Егора выгнал разгневанный Кахобер Иванович, и он не видел Тусиного триумфа. Но Алене и этого было достаточно, ведь она боялась, что Егор, увидев игру Туси, может влюбиться в нее. А теперь случилось то, чего она меньше всего хотела, — с экрана телевизора Туся представала перед ними во всем своем великолепии и блеске.

— Ты же решил бросить курить, — продолжала канючить Алена, чтобы хоть как-то отвлечь внимание Егора от спектакля.

— Отстань, — резко сказал он. — Все из-за тебя прослушал.

Он взял пульт и прокрутил назад, чтобы еще раз увидеть лицо Туси, снятое крупным планом. Ему стало мучительно жаль, что он не сыграл в спектакле. Он смотрел на Сюсюку, и что-то очень похожее на зависть шевельнулось в нем.

Ведь это он; Егор, должен был стоять на сцене перед глазами любопытных зрителей, это ему, Егору, предназначались аплодисменты и восторженные выкрики, и, в конце концов, это он, Егор, на глазах у всей школы должен был обнимать Тусю.

Теперь, окруженная всеобщим восхищением, она казалась ему красивой и желанной, как никогда. От ярости и бессилия ему хотелось кусать локти, но вместо этого он злобно бросил Алене: