Диана Никсон - Луиза. Книга первая

«Рай» был нашим личным адом, самым страшным местом во всем мире, где жизни детей не стоили ни цента. Нас держали там до тех пор, пока мы не становились ненужными. Мы жили попрошайничеством; мы проводили дни, а иногда даже и ночи, на вокзалах или автобусных остановках по всему городу, прося людей дать нам немного денег, лишь потому, что однажды наши родители решили, что мы были для них обузой, и не захотели иметь с нами ничего общего. Поэтому они и отправили нас подальше.

Мы жили во лжи… Мы лгали обо всем, включая наши собственные истории. Они никогда не были правдой. Ложь стала нашим единственным способом выжить. Если мы не умели лгать должным образом, мы не получали денег, а без денег мы не получали еды. Не существовало такого понятия, как дружба между нами, и порой я задавалась вопросом, сколько же времени уйдет на то, чтобы Тэсс поняла, что мы не можем быть друзьями. Не то чтобы мне не нравилось с ней дружить. Ей было двенадцать лет, всего на два года больше, чем мне, но иногда мне казалось, что она знала обо всем гораздо больше меня.

В своей родной семье Тэсс была одной из шести детей. Она узнала о них из записей, которые украла из кабинета Марлены. Она даже пыталась найти свою младшую сестру Брианну, но все это было напрасно, потому что в тот день, когда она подошла к двери, где жила приемная семья ее сестры, ее сдали в полицию за взлом их дома. Вся информация о ее семье была немедленно удалена, по крайней мере, из файлов Марлены, и ей так и не удалось узнать, где она могла бы найти своих братьев и сестер. Когда ее привезли обратно в детдом, она сказала, что все равно найдет их, несмотря ни на что, и они не смогут скрывать он нее записи вечно. Мы больше никогда не возвращались к этому разговору, так что я не знала, была ли Тэсс все еще одержима идеей встречи со своими братьями и сестрами. Но одно я знала точно – она никогда не хотела снова увидеть своих родителей. По сути, никто из нас этого не хотел. Для нас они все были просто бессердечными монстрами, предателями, которые не заслуживали прощения.

Из-за наших так называемых родителей наши жизни были сущим адом. Сомневаюсь, что для детей можно было найти место хуже, чем «Рай». Здесь с нами обращались как с мусором. Тех, кто не мог работать, просто выбрасывали на улицу.

Начиная с пяти лет, каждый ребенок был вынужден учиться зарабатывать деньги. Когда дело касалось работы, мальчики и девочки были равны. Никаких исключений, ни для кого. Даже если ты был болен и у тебя был жар, тебе все равно приходилось работать. В конце концов, все это делалось лишь для того, чтобы заполучить большую порцию каши.

Мы не могли позволить себе довериться даже тем, с кем ели и делили многоместные комнаты. Каждый защищал свои собственные интересы. Несмотря на наш юный возраст, мы были бойцами. Никто не знал правил выживания лучше нас. К тому времени, когда нам официально разрешалось покинуть стены «Рая», мы превращались в монстров, таких же, как те люди, которые оставили нас там, бездушных существ, готовых убить за жалкий кусок хлеба. Это была судьба, способа изменить которую никто из нас толком не знал. Из нашей повседневной тюрьмы не существовало выхода: либо ты обманываешь и грабишь, либо умираешь. Независимо от того, насколько сложно нам было в жизни, мы не хотели умирать. Остальное – уже мелочи.

Ночь была единственным временем суток, когда мы могли хоть немного отдохнуть, но нас это редко заботило. Были вещи поважнее сна. Мы играли. Мы действительно играли, словно были просто обычными детьми, без проблем, которым не нужно было думать о выживании. Когда Марлена ложилась спать, мы собирались в подвале, который она никогда не проверяла. Мы играли, и смеялись, и танцевали до тех пор, пока не приходило время возвращаться в свои комнаты, если мы не хотели, чтобы наше отсутствие было раскрыто и нас наказали. Наша надсмотрщица была еще той стервой, но было в ней и то, что нам нравилось – она была безнадежной любительницей поспать подольше. Даже начало третьей мировой войны не смогло бы заставить её встать раньше, чем прозвенит будильник. Иногда я задавалась вопросом: была ли её страсть ко сну нашим маленьким благословением за все те ужасные вещи, которые нам приходись делать по её прихоти. Сомневаюсь, что закон предусматривал голодание в качестве наказания для детей, даже для тех, которые находились в детских домах. Но в «Раю», все было возможно.

Мы не могли убежать. Нам не разрешали даже думать об этом, потому что каждый наш шаг вне детского дома тщательно отслеживался и записывался незнакомцами, которые приходили временя от времени, чтобы проверить наличие маленьких электронных чипов, которые мы носили на лодыжках. Они снимали их всего на несколько минут, а затем быстро возвращали на место, как будто мы были какими-то суперопасными заключенными, которым и дышать-то можно было лишь с разрешения. Звучит жестоко, я знаю. Но, к сожалению, мы не могли ничего изменить.