Гленн О'Брайен: Фактор внешности

– О, фильм! – Барт развел руками. – Прости…

У меня сердце защемило от беспокойства, ведь эта съемка – единственное доказательство моей невиновности.

– Что значит «прости»?

– Немного неудачное освещение. Милая сценка, но я сомневаюсь, что «Хастлер» его купит, несмотря на участие в нем Зули Стюарт. Им нужно более высокое качество.

– Но сам фильм получился?

– О да, но очень неаккуратно, – Барт продолжал мучить меня неизвестностью, – грубоватая работа. Я думаю, тебе надо было воспользоваться помощью профессионала при съемке. Но не волнуйся, у всех так. Я тоже не могу за всем уследить, поэтому и пользуюсь услугами Роджера. – Он кивнул на ассистента, настраивающего свет. – Чарли, это Роджер.

Роджер кивнул мне в знак приветствия.

– А это… назовите мне еще раз ваше имя.

Обнаженная танцовщица накинула халат и улыбнулась мне:

– Привет, я Ева.

– Не пугайся, крошка, он не настоящий убийца. И вообще душка.

Барт повел меня из подвала в свой кабинет, где царил порядок, а на стеллажах стояли книги по искусству фотографии.

– Ты бывал здесь раньше?

– Нет.

– Вот место, где зарождаются все мои идеи. – Он направился к одному из шкафов. – Садись.

Я опустился в кресло рядом со столом, Барт открыл конверт, лежащий у него в ящике, и вытащил из него несколько цветных снимков.

– Я, правда, старался как мог, – добавил он. – Очень забавные фото, но качество самое средненькое…

Я заметил, что фотографии сильно подчищены. Зато все видно очень хорошо. Зули, Данте и садомазохист в маске. Один снимок, тот, где Зули стояла, повернувшись к камере, получился просто великолепно. Я никогда еще не видел выражения такого испуга у нее на лице. И я был этому рад. Прочие снимки запечатлели то, как Казанова усердствовал в исполнении своего наказания.

– Я проставил на них даты, вдруг это поможет. – Он улыбнулся. – Зули все-таки нуждается в хорошем макияже. И в следующий раз возьми с собой парикмахера.

– Спасибо, Барт. Ты просто ас.

– Не стоит благодарности. Я сделал копии, на всякий случай, чтобы ты не волновался, если снимки пропадут или случится еще что-нибудь. Подредактировав, их можно отправить в итальянский «Вог».

Я еще раз внимательно просмотрел снимки. Странное ощущение – осознавать, что вся жизнь зависит от этой нелепой порнографической сцены.

Роттвейлер сидела у себя на кухне за столом и пила кофе, когда я вошел.

– Я-то думала, что хорошо знаю тебя… – Она едва сдерживалась, чтобы не закричать в гневе. Ротти выглядела очень постаревшей и усталой и, как всегда, дымила сигаретой. Она молча кивнула мне на место за столом. – Чарли, я так и думала, что ты во что-нибудь влипнешь, обязательно влипнешь! Всегда подозревала, что ты неимоверно глуп. Но ты не дурак! Совсем не дурак оказался!

Я не знал, что отвечать.

– Чертовски хитер! Предусмотрителен! Вот за что я люблю баскетболистов. Умеют все рассчитать в игре.

Никогда не сдают позиций и не делают глупостей. Ну, ты исключение… ты сделал.

– Я не убивал Каза…

Я осекся на полуслове, вспомнив, что Ротти терпеть не может его имя. Смешно, нелепо, ведь меня обвиняют в убийстве ее главного врага, а я все боялся рассердить свою начальницу.

– Я знаю, что ты не убивал его. Он сам во всем виноват, чертова задница, похотливый козел! И с чего все так всполошились по поводу его смерти? Кто он вообще такой?

– Я думал, вы сами считали его исчадием ада, – заметил я.

– Никакого ада не существует. Есть только Бог, который играет с нами в свои игры.

– Когда он напивается?

– Именно. – Она кивнула мне и улыбнулась: – Какого черта ты делал в его доме? Что тебе там понадобилось?

– Разве вы не посылали меня кое-что поискать? Я рассчитывал обнаружить что-нибудь нужное или стащить у него компромат на наших людей.

– Он никогда не был удачным шантажистом, – возразила Ротти.

– Но он посадил Китген на героин.

– Прошу тебя, не говори чепуху. Киттен потребляла героин еще до того, как мы взяли ее в агентство. Ты что, сразу не разглядел, какие у нее огромные и блестящие глаза?

– Серьезно?

– Да. Эти ангелочки вовсе не такие святые, как ты думаешь. Мы делаем для них все, что можем. Но кому– то это не помогает. А некоторые все же становятся приличными людьми. Насчет Киттен я никогда особенно не беспокоилась. У нее есть стержень, и еще какой – железобетонный! Тщеславие – вот что спасет ее от падения в пропасть. А тех, у кого нет даже этого, как мы можем удержать их, Чарли?