Лейла Аттэр - Туманы Серенгети

Мо. Она должна была оставить сообщение, когда раньше звонила. Родел слушала, как голос её сестры раздавался через динамик, но он не был тёплым и игривым, как обычно, когда они беседовали с Мо после ее отъезда в Танзанию. Эта Мо была напряжённой и жёсткой, и она говорила резким, отрывистым шёпотом, Родел напряглась, чтобы разобрать, что говорилось.

— Ро, я в торговом центре «Килимани»… что-то… падает… повсюду вооружённые люди… — слова исчезали и появлялись, как при плохой связи. — Я прячусь… здесь… единственное, что… поддерживает меня… — была большая пауза. Родел могла слышать приглушённые голоса, прежде чем Мо вернулась на линию. — …буду ждать… здесь безопасно, но если я… — её голос надломился. — Если… я… люблю тебя, Ро… маму и папу… не беспокойтесь. Мы будем… смеяться… над моими сумасшедшими историями… Австралия. У меня есть… все шансы, Ро.

Голосовое сообщение закончилась. И то, что началось как самый счастливый день в жизни Родел, закончилось, когда воцарилось пустое коварное эхо в конце голосового сообщения сестры.

Ро…

После чего последовал треск прерванной связи.

Мозг Родел закипел.

Мо упомянула Австралию. Она тогда тоже думала, что умрёт, и позвонила Родел, пока пересекала кишащую крокодилами реку на тонущем пароме. Она кричала «Ро, Ро!», но люди на пароме думали, что она говорила им: «Гребите, гребите!». Судно доставило их в безопасное место, и когда Мо рухнула на берегу, вызов продолжался, и они обе смеялись с головокружительным облегчением.

— Возвращайся домой, Мо, — настаивала Родел.

— Я ещё не закончила, — ответила её сестра. — Не знаю, если когда-либо закончу. Я хочу умереть, делая то, что я люблю.

«Нет. Я не хочу исполнения этого желания».

Родел прильнула к телефону, не подозревая о невидимых нитях, которые связывают желания, действия людей и последствия. Она не имела ни малейшего представления о том, что образы, мелькающие на экране телевизора, уже запустили цепь событий, которые устремились прямо к ней навстречу, как каскад из домино, которое привели в движение легким касанием руки.

На несколько блаженных секунд до пробуждения я обо всем забыла. Я забыла, что Мо больше не было, что я спала в её кровати, в незнакомой комнате, в чужой стране, где она провела последние несколько месяцев своей жизни. Но гортанное воркование диких голубей, ритмичный стук мотыги снаружи, лязг открывающихся и закрывающихся металлических ворот — всё напомнило мне, что это было моё первое утро в Амоше.

Я открыла свои глаза и уставилась на жужжащие лопасти вентилятора на потолке. Мо оставила свой след на нём. Яркие ленты оставляли красочные следы, вращаясь надо мной. Это было таким ярким, болезненным напоминанием о ней — её безграничной энергии, её подвижности, калейдоскопа её жизни — что я заново почувствовала острое чувство потери. Когда ты теряешь кого-то, кого любишь, ничего не заканчивается с этим событием, или с их похоронами, или с их именем на надгробной плите. Ты теряешь их снова и снова, каждый день, в какие-то моменты, которые застают тебя врасплох.

Почти месяц прошел после панихиды над ней. Я откладывала свою поездку в Африку, чтобы собрать её вещи и убрать комнату.

— Не уезжай, — просила моя мать, глядя на меня сквозь ресницы покрасневшими от горя глазами. — Там все ещё существует предупреждение для туристов.

Мой отец стоял молча, сгорбившись, неся бремя человека, тело дочери которого никогда не будет извлечено из-под обломков. Мы все были лишены возможности проститься, увидеть её лицо в последний раз.

— Я должна, — ответила я. Мне была невыносима мысль, что кто-то чужой перебирает вещи Мо, избавляясь от кусочков её жизни.

И вот я приехала, единственный не путешественник в семье странников, в Nima House в Амоше, где Мо была волонтёром в течение шести месяцев. Это начиналось как романтическое приключение, предполагающее подъем на гору Килиманджаро в компании с любовью всей её жизни. Ну, с любовью всей её жизни в том месяце. Когда он отказался делить свою туалетную бумагу с ней где-то на высоте между 15 000 и 17 000 футов, Мо бросила его задницу и вернулась назад — без туалетной бумаги и билета на самолёт, чтобы улететь оттуда. Наши родители предложили заплатить за неё, но Мо ещё не закончила с Танзанией и уговорила их выделить немного наличных, чтобы она могла задержаться там. Она устроилась на неоплачиваемую должность, работая с детьми в детском доме в обмен на дешёвые продукты питания, жильё и свободное время, чтобы гоняться за водопадами, фламинго и стадами газелей в Серенгети.