Вера Колочкова - Летят перелетные птицы [= Анино счастье] [litres, авторский текст]

Да, хорошо бы. Но нельзя. У мамы сегодня день рождения. Надо как-то с внешним видом себя прилично обустраивать и отправляться в родительский дом. Но как себя обустроишь, если настроение – хуже некуда? Опять с утра все, все раздражает! Еще тошнее вчерашнего! Холодный сырой воздух, плеснувший из открытой форточки, включенный «просто так» телевизор, безвольно висящая в ванной вниз рукавами постиранная с вечера Лехина рабочая куртка. И сам Леха – безмятежный, полный утренних сил, с удовольствием поглощающий яичницу прямо со сковородки. Нет, неужели так трудно еду на тарелку прилично выложить? Почему прямо со сковородки есть надо?

– Ань… Ты чего, сегодня опять не с той ноги встала? Я вроде всегда яичницу со сковородки ем… Так мне вкуснее кажется. И красивше.

– Леш… Нет такого слова – красивше! Надо говорить – красивее, понял? А кстати, чем это яичница на сковородке красивше… ой, тьфу! Красивее, то есть?

– А с пылу с жару потому что. Весь пыл-жар в сковородке при ней остается. И желтки не растекаются, красота форму держит.

– Ну, ты прямо поэт-раблезианец…

– Кто? Не понял…

Он поднял на нее от сковородки тяжелый настороженный взгляд, хмыкнул, дрогнув уголком губ. И не то чтобы обида или, не приведи господь, угроза исходили из его вопроса и хмыканья, но некоторое неудовольствие явно имело место быть. Неудовольствие к ее вспыхнувшему не к месту раздражению, к явно насмешливой интонации превосходства в голосе. Что ж, надо признать, он прав… Действительно, чего к парню привязалась? Ну, хочется человеку яичницу прямо со сковородки есть, и пусть себе! Он же не лорд английский, в конце концов, а уж информация про всяких там раблезианцев с эпикурейцами ему тем более без надобности. И вообще… Сказала бы спасибо, что в отказе от святого исполнения супружеского долга не попрекнул…

– Леш, а я вчера маме в подарок ботинки купила, полторы тысячи отдала. Ты как, не против? – разрядила она сгустившуюся нехорошую паузу «подлизывающимся» ответом-вопросом.

– Да с чего бы я против-то был? – расплылся он в улыбке явного облегчения. – Купила и купила, и молодец. Сама знаешь, мне для родителей ничего не жалко, ни для твоих, ни для моих. А угодишь ли подарком-то?

– Ну да… Она такие и хотела. Давай, заканчивай с завтраком да собираться будем. Я тебе голубую рубаху поглажу, ты в ней такой красивый…

Вобщем, дальше пошло все рядком да ладком. Нагладились, нарядились, напомадились, в гости отправились. Вышли из дома – соседка баба Дуня вслед им привычно языком цокнула – ох, какая ладная парочка, гусь да гагарочка. Она тоже выдавила из себя привычно-вежливую улыбку – спасибо, баб Дунь… А Леха еще и подмигнул старухе залихватски – да, такие мы и есть, смотрите, любуйтесь! Идем рядом, жизни радуемся. Молодые, здоровые, работой-жильем обеспеченные, чего еще надо для счастья? Может, в глобальном масштабе и маловато будет, а для поселка городского типа Одинцово – даже с лихвой…

В родительском доме уже вовсю собирались гости – родня, соседи, мамины подружки с птицефабрики. Мамин брат дядя Сережа с женой Тамарой – властной, хамовато-ядреной, востроглазой, про которую в родне говорили, что «бодливой корове бог рог не дает». В том смысле, что детей у них так и не народилось. А может, и не в корове с рогами тут было дело, а в дяде Сереже, отслужившем по молодости армейскую службу на подводной лодке. Сестра отца, тетя Клава, тоже притащилась, хоть наверняка и не званая – слишком уж у нее отношения с мамой натянутые были с молодости. Вполне классические, как в той частушке – лучше деверя четыре, чем золовушка одна. Кстати, и деверь был, младший отцов брат Митенька, уже порядочно за здоровье именинницы на грудь хвативший. Вся родня на Митеньку давно уже рукой махнула – пьет, и пусть себе пьет, зато горя никому не приносит. Ни жене, ни детям, по причине полного отсутствия таковых.

На диване в большой комнате, где стол был накрыт, скромно жались друг к дружке мамины сослуживицы. Чем больше жались, тем больше жеманились.

– Здравствуй, здравствуй, Анечка… – поздоровались нестройным хором, бегло-придирчиво оглядели с головы до ног. – Прямо глаз на тебя не нарадуется, все хорошеешь… И при образовании теперь, и при муже, и при квартире… Молодец, что еще скажешь!

Пробегавшая мимо с подносом в руках мама притормозила – захотелось, наверное, пенку свою материнскую снять с этого хвалебного монолога. Стояла рядом, довольная, раскрасневшаяся.