Карина Хейл: Ложь (ЛП)

Это вкус радости.

Начала.

Жизни.

— Тебе никогда не придется делать это в одиночку, — говорю я, глаза ищут ее. —Мы в этом вместе. Мы всегда , с того момента, как я встретил тебя, были в этом вместе. Это наш ребенок. Это о нас. Это наше будущее. Мы так много пережили, чтобы оказаться здесь и сейчас, и тебе нужно знать, что ничто, ни колледж, ни друзья, семья или карьера или что-либо еще, не помешают нам. Мы заслуживаем любви. Мы этого заслуживаем.

Она кивает, и я отвожу волосы от ее лица, глаза опухли, но она все еще разбивает мне сердце.

— Я обещаю, что больше не позволю тебе уйти, — говорит она. — Обещаю бороться.

— Просто обещай встать, — хрипло говорю ей. — Что бы ни встретилось нам на пути. Обещай мне, что будешь вставать. К черту пепел. Ты - огонь. Мы - огонь.

— Мы - огонь, — говорит она. — Так и есть.

Еще одна волна радости врезается в меня, и я издаю небольшой, безумный смешок. Целую ее лоб, щеки, нос, губы. Целую ее и рассказываю, как я ее люблю, и сделаю для нее все. Говорю ей, как сильно уже люблю ребенка, и что буду лучшим отцом, каким могу быть. Говорю ей, что она будет отличной матерью, и это только начало, начало всей нашей совместной жизни. Третий шанс.

Но ведь третий всегда счастливый.

Некоторое время мы остаемся в кабинете, словно в коконе. Мы больше не боимся Мелиссу, последствий. Сейчас кажется невозможным, что мы когда-то боялись. Ребенок - наш ребенок - меняет все. Мы остаемся там, потому что новости, радость, кажутся такими новыми и хрупкими. Я боюсь выйти в мир, боюсь, что все это может исчезнуть.

В какой-то момент кто-то даже стучит в мою дверь, но я не решаюсь ответить на стук и разрушить чары. Вместо этого Наташа сидит на стуле напротив, я кладу ноги на стол, и мы разговариваем несколько часов. Как в старые времена мы говорим о фильмах, моей книге, ее диссертации, будущем, только сейчас один из нас иногда смеется или плачет или упоминает, что мы будем родителями.

Для меня это самый большой подарок, который я когда-либо мог получить. Ничто никогда не заставит Хэймиша вернуться, и ни один ребенок не сможет сравниться с ним. Он был прекрасной душой, единственной в своем роде, и мир без него стал менее ярким. Но я могу дать так много любви и знаю, Хэймиш чувствовал это. Он хотел бы, чтобы любовь перешла к другому ребенку, в то время как я продолжаю любить его и скучать по нему в моем сердце.

Просто не думаю, что я раньше когда-то ощущал такую надежду. Чистую, ясную надежду.

Она заставляет меня плакать, заставляет упасть на колени.

Осознание того, что жизнь хороша - лучше, чем хороша - и все будет становиться только лучше.

Время ужина, и я собираюсь предложить Наташе поесть что-нибудь, чтобы отпраздновать, когда звонит мой телефон.

Я беру мобильник и смотрю на номер.

Это Сара, заведующая кафедрой.

Мои глаза расширяются, и внезапно я снова начинаю нервничать.

Отвечаю.

— Бригс.

— Бригс, — говорит Сара. — Я не вовремя?

— Нет, нет, — быстро отвечаю я, закрывая ухо, чтобы слышать ее лучше.

— Я останавливалась у твоего кабинета, но тебя не было, — говорит она. — Просто хотела сообщить, что я поговорила об этом с Филиппом, а также с Чарльзом Ирвингом, так как он выше по должности, и я пыталась получить третье мнение.

Я мысленно стону, чувствуя, как надежда испаряется. Ирвинг ненавидит меня, и Наташу он тоже не любит.

— Так как у вас уже раньше были отношения, мы решили, что теперь вы с мисс Трюдо можете свободно общаться, — говорит она, и не думаю, что раньше выдыхал так громко. — Основываясь на следующем: она не должна когда-либо брать ни одно из твоих занятий и, в любом случае, не может взаимодействовать с тобой в колледже. Это означает: приходить к тебе в кабинет, заглядывать на твой урок, или лекцию, или что-то другое, что может создать неправильное впечатление. То, что вы делаете в свое свободное время за пределами университетского городка - не наше дело. Ей около тридцати, и вы оба взрослые. Но в тот момент, когда любое из правил будет нарушено и репутация программы окажется под угрозой, боимся, тебе придется уйти в отставку.

— Тебе не придется беспокоиться об этом, — говорю ей. Наташа наклоняется на стуле, выжидающе глядя на меня.

— Я доверяю тебе, Бригс, — говорит она. — Ты хороший учитель, и, честно говоря, ты заслужил немного удачи.

Ах. Вот почему я стал исключением. Жалость сыграла не последнюю роль. Ну, я, черт возьми, приму это.

— Огромное тебе спасибо, Сара, — любезно говорю ей. — И передай то же Чарльзу и Филиппу.