Юлия Резник - Вне зоны доступа

— Я знаю… Знаю, да.

Незнакомец еще немного помедлил и отключился. Я тоже спрятала телефон. А потом всю дорогу домой гадала, отчего у него такой хриплый голос. От того ли, что много курит, или потому что простыл… А может вообще его голос такой с рождения. Я даже перезвонила ему, чтобы спросить. Но он был вне зоны доступа. Потом, проспавшись, я бы, может, и не вспомнила о нем никогда, если бы он не прислал sms. Первое. Дерзкое.

«Надеюсь, у тебя есть, чем похмелиться. Иначе твоя жизнь станет еще дерьмовее».

«Смотрю, у тебя большой опыт в этом направлении», — вернула я подначку и вдруг поняла, что мне нравится общаться вот так. Ничего друг о друге не зная. В последнее время меня только и делали, что жалели. А этот мужик… он ведь ни черта обо мне знал — вот и не церемонился.

«Угу. Так что послушай мудрого — похмелись…»

Я улыбнулась, но похмеляться, конечно, не стала. Меня ждал первый рабочий день, я не оставила себе времени на раскачку, хотя никто меня не подгонял. Я по собственной воле приняла такое решение. Бездействие убивало, да и в голову лезло всякое. Работа могла стать для меня спасением.

В реальность меня вернул голос стюардессы, которая оповестила по громкой связи, что мы заходим на посадку. Я открыла глаза и привела спинку кресла в вертикальное положение, как просили. Растерла пекущие от недосыпа глаза. Едва шасси коснулось земли, Соловьев, которого я старательно не замечала все время полета, пошевелился. Достал телефон и забегал длинными по-мужицки красивыми пальцами по сенсорному дисплею. Приложил трубку к уху. Но, так и не дозвонившись, отбил вызов. Выругался тихонько. И снова принялся кому-то звонить. Несмотря на просьбы оставаться на своих местах до полной остановки самолета, народ повскакивал с кресел и теперь занимался тем, что выгружал свой багаж с верхних полок. Я решила не торопиться и теперь, скосив взгляд, наблюдала за своим соседом.

— Кирыч? Привет… Да, да… Сел. Встречающие? Я не в курсе. Мы все еще на борту. Я хотел спросить, как там дела с восстановлением моего номера?

— Данил, это не так просто. Я ведь объяснял! Мне такие связи придется задействовать, ты бы знал!

В салоне началось движение — народ торопился к выходу, как будто мог не успеть выйти.

— Пап, ты решил здесь сидеть до скончания века? — подала голос Светка. Я мазнул по недовольной физиономии дочери взглядом и встал. Хотя толку от этого было немного. Стоцкая, кажется, решила пропустить вперед всех желающих.

— Данил, ты меня слышишь?

— Прости… Здесь очень шумно. Так, что ты сказал? Связи? Ну, так задействуй их все, Кир, это всего лишь телефонный номер, а не донорское сердце. Всего лишь проклятый номер.

Я отбил вызов и нетерпеливо уставился на Стоцкую. Наконец, та протиснулась в проход, я сунулся следом, сжимая в руках баулы, но был снова задержан — Яна Валентиновна доставала с верхней полки чемодан.

Торопиться мне было особенно некуда — один черт ждать багаж, и какая разница, где это делать? Так что моя злость была неоправданной. Говоря откровенно, по отношению к Стоцкой неоправданным было все. Теперь, после стольких независимых экспертиз, я знал, что её вины в гибели Леськи нет. Я знал… и все равно злился. Может быть, по привычке. Ведь тогда, чтобы не сойти с ума, я культивировал свою злость всеми доступными способами. Злость давала мне силы бороться и двигаться дальше. Это уже потом пришло понимание, что я боролся с ветряными мельницами. А тогда… Я фанатично уверовал в то, что именно Стоцкая виновата во всех моих бедах. И я не нашел в себе силы отречься, даже когда у меня не осталось ни единой причины её винить.

Да, первый год, после смерти Лески и сына, я жил лишь жаждой мести. А потом… потом в моей жизни появилась Тень. И все изменилось.

Наш первый разговор случился… господи, страшно подумать! Четыре года назад. Я как раз закончил ремонт в своем пентхаусе, и мы со Светкой переехали. Я был дерьмовым отцом. Знал, что нельзя вырывать ребенка из привычной среды. Знал, и все равно сделал так, как было легче мне самому. Не слушая протестов ни собственной матери, ни матери Леськи, ни Светкиных истерик. Я поменял все. Загородный дом на квартиру, гимназию на простую школу, размеренную жизнь в глуши на суету мегаполиса, шум которого заглушал мою боль. Но иногда боль становилась нестерпимой. Я открывал телефон. Перелистывал фотографии, говорил что-то в темноту… Порой вообще забывая, что Леськи нет. Что меня больше просто некому слушать! Что теперь моим собеседником был разве что бездушный голос робота, который каждый чертов раз повторял, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.