Юлия Резник: Лев в капкане

Даже в четырёхлетнем возрасте они мне казались невероятно красивыми. А спустя годы, стали моим личным фетишем. Сколько раз я мечтал о том, как прикоснусь к ним губами? Сколько раз представлял, как слижу эту обалденную улыбку?

— Не хочу праздновать. И гостей не хочу.

— Как это? — возмущается Вика, — а товарищей по команде? А девчонок со двора?

— Не хочу я никаких девчонок, — бурчу, — ты с тренировки придешь пораньше?

— Вот те крест! — и действительно крестится дурашливо.

И я ей верю. Потому что Вика всегда говорит только правду.

— В мой прошлый день рождения ты была на соревнованиях, — соплю обиженно.

Несмотря на желание казаться как можно старше, я все-таки оставался пятилетним пацаном.

— Это точно, — подтверждает, — но я же победила, а?

Толкает меня локтем, и опять улыбается.

— Угу.

— А победу кому подарила? Ммммм?

— Мне подарила.

— То-то же!

Она действительно посвятила свою первую большую победу мне. Откатав программу, Вика, глядя прямо в камеру, постучала по сердцу, подняла вверх руку с вытянутыми средним и указательным пальцами, которые в обычном жесте символизировали букву V (Виктория), а в перевернутом — Л (Лев) — наши с ней имена. И впоследствии, каждую свою победу Вика сопровождала этим жестом. Я не знаю, присутствовала ли в этом доля сентиментальности, или же все дело было в банальных суевериях, которыми грешили практически все спортсмены, но этот ритуал соблюдался неукоснительно и вызывал массу интереса в прессе.

Воспоминания прервал маленький мальчик, который, сверкая щербатой улыбкой, потянул меня за край парки:

— Мистер Лев, можно ваш автограф?

В надежде сохранить инкогнито, поспешно расписываюсь в блокноте мальчонки и прикладываю палец к губам. Пацан понимающе кивает, демонстрирует жестами пантомиму под названием «рот на замке» и возвращается на свое место. Я же натягиваю бейсболку пониже, окунаясь в прошлое с головой.

Мой первый юбилей. Но ничего не радует! Ни подарки друзей, ни торт, испеченный бабушкой, ни новенькие коньки — презент от мамы. Целый день тыняюсь по квартире, то и дело выглядывая в окно. Сегодня мама с Викой ушли рано. И как я ни старался, проснуться до их ухода — все равно проспал.

— Левик, да приедут они скоро, что ты, как приклеенный, у окна сидишь? Явится твоя ненаглядная, только тренировку закончит. Ты же знаешь, что не дает ей спуску твоя маманька.

Бабушка, как никто другой, понимала все мои страхи и опасения. И всегда каким-то чудодейственным образом находила правильные слова, способные меня поддержать. Я кивнул, соглашаясь, но от окна все равно не отошел.

Вика с мамой вернулись уже ближе к вечеру. Еле дождавшись окончания праздничного застолья, я, наконец, утащил Вику в нашу общую комнату. В то время я не задавался вопросом, почему девушка живёт с нами. У неё были родители где-то в глубинке, но настоящей матерью для Вики стала тренер. Настоящим домом — наш дом, в котором её приняли, как родную.

— Фух, объелась! — прокомментировала Вика, заваливаясь на разобранный диван.

Я плюхнулся рядом, и мы замолчали на некоторое время, разглядывая тонкие трещинки на потолке.

— Вика, а расскажи, как ты мне имя придумала?

По правде сказать, я знал эту историю наизусть, но каждый раз жадно слушал её вновь и вновь. Мне она казалась совершенно необыкновенной и символичной.

Вика понизила голос на полтона и таинственным голосом начала свой рассказ:

— Это случилось в один солнечный осенний день. Я неспешно брела домой после тренировки, загребая ногами листья. И была очень расстроена, потому что занятие проводил тренер, которого я терпеть не могла. А мою любимую Марь Санну ещё ночью отвезли в больницу. В тот день на свет появился ты. Маленький, сморщенный и крикливый.

— Мама говорила, что я был послушным ребёнком! — вскакиваю в негодовании, а Вика смеется и щекочет меня за бока.

— Я пошутила. Так вот, целый месяц со дня твоего рождения, твои непутевые родители не могли договориться, как тебя будут звать. Мистер Эверет настаивал на имени Патрик, в честь дедушки Патрика, — поясняет она, переворачиваясь на живот, и подпирая щеку кулачком, — Марь Санна была против заморских имён и хотела назвать тебя Антоном…

— Фуууу, — кривлюсь и закатываю глаза.

— И не говори, — смеётся девушка.

Она вообще очень часто смеялась. В то время так точно. Не берусь утверждать, что ничего не изменилось до настоящего момента. Судя по всему… Нет, об этом тоже лучше не думать.