Татьяна Осипцова - Не своя жизнь

В первые дни отец часто хватал Дениску на руки и подбрасывал к потолку с восклицанием: «Ну и сынище у меня вырос!» Когда отпускал, мама льнула к его плечу, говорила, что сын хорошо питается, поэтому и растет хорошо, а он в своей экспедиции отощал. «Так срочно подай мне чего-нибудь питательного!» – шутливо требовал отец, и они отправлялись на кухню.

При отце мама готовила особенно вкусно. Почти ежедневно пекла пироги: для Дениски с яблоками, папе с капустой, картошкой или зеленым луком. Никаких бульонов на скорую руку – настоящий борщ, густющий, с янтарными линзами жира на поверхности. Дениске очень нравилось с ними играть: ложкой он тыкал в большую линзу, и она распадалась на две или три маленьких. «Не балуйся, ешь, остынет!» – строго напоминала мама, а папа лишь подмигивал и продолжал хлебать с аппетитом. Когда он опустошал тарелку, из кастрюли извлекалась большая кость с остатками мяса, отец обгладывал ее крепкими желтоватыми зубами, затем высасывал мозг из полого костяного нутра, и мычал от удовольствия – вкуснота! Еще он обожал кислые щи. Проглотив первые несколько ложек, крякал, откидывался на стуле и заявлял с шутливой удрученностью: «Это есть нельзя. То есть это совершенно невозможно есть – на сухую…» Мама понимающе усмехалась, доставала из холодильника бутылку водки, ставила перед отцом граненую стопочку и предупреждала: «Не больше двух, Андрюша, а то сопьешься». Больше двух он и не пил, если в доме не было гостей.

А гости приходили часто. Будто не имея сил расстаться, будто срослись-сроднились за полгода, по выходным в доме собирались друзья-геологи. Приходил до глаз заросший чернющей бородой громогласный Лева Гутман с женой – белокурой Люсей; Игорь Седякин со своей пухленькой Светой; смешливый холостяк Дмитрий Бондаренко, которого друзья называли Дмитро, а Дениске все слышалось «метро». Бондаренко знал кучу анекдотов и обожал их рассказывать. «Держи себя в руках, Дмитро, здесь ребенок», – напоминал папа перед каждым новым анекдотом, поэтому некоторые звучали странно, будто слова пропущены, но взрослым так казалось еще смешнее, они хохотали, складываясь пополам, и Дениска хохотал громче всех. Он изо всех сил старался запомнить хоть пару анекдотов, чтобы на следующий день рассказать в школе. Только отчего-то в его исполнении получалось не так смешно, хотя мальчишки послушно хихикали вслед за ним.

Гости приносили с собой водку или разбавленный спирт. «Специально для дам-с» Седякин доставал из-за пазухи бутылку сухого вина.

«Неличка, сообрази закусить», – просил папа, и мама с видимым удовольствием летела на кухню, а Света Седякина отправлялась ей помогать.

Из холодильника извлекались заготовленные впрок прошедшим летом закрутки: маринованные огурцы и помидоры, «болгарский салат», где в почти первозданной пахучей свежести плавали в соке кружки помидоров, перца, лука. «Дунайский» из зеленых помидоров Дениска не любил, зато у гостей под водочку он шел на ура. Таким же успехом пользовалась очищенная и порезанная на мелкие кусочки селедка под маслом, утрамбованная вперемешку с колечками лука в пол-литровой банке. А еще мать часто готовила студень – дешево и сердито, утверждала она. Пока хозяйка раскладывала все это по салатницам, гостья ставила вариться вкрутую яйца и обжаривала на постном масле черный хлеб. Из недр холодильника извлекались дефицитные шпроты (как вариант – килька) и делались бутерброды: вдоль хрусткого ломтика укладывалась рыбка, ей на хвостик кружок яйца, а поверх него еще капелька майонеза. Дениска обожал тети Светины бутерброды и позже научился сам такие сооружать.

За столом чаще всего обсуждали прошедший полевой сезон. Мужчины спорили, перебивая друг друга, звучали упреки в адрес руководства, которое, как всегда: или плохо подготовит экспедицию, или вообще дает нереальные планы, а с них потом спрашивает. Дениска слушал с раскрытым ртом и жутко гордился, что отец и его товарищи делают такое важное и нужное для родины дело. Мамой он тоже гордился. Она сидела рядом с папой: веселая, счастливая. Каштановые волосы крупными кольцами рассыпались по плечам, на белом лице сочные улыбающиеся губы без следа помады. Издали кажется, что большие, чуть навыкате карие глаза подведены, но это такие черные и густые ресницы. Мама не пользовалась ни тушью, ни тенями, ни карандашом, и все равно по сравнению со старательно накрашенными Любой и Светой смотрелась настоящей красавицей.