Татьяна Осипцова - Не своя жизнь

Они медленным шагом прогуливались по окаменевшим песчаным дорожкам декабрьского сквера. Ира остановилась и укоризненно взглянула:

– О чем вы, Андрей Андреевич! Вы ведь знаете, я…

– Ирочка, давай смотреть правде в глаза. Прошло несколько месяцев…

– Четыре.

– Какие у нас факты? Друзья о Денисе ничего не знают. На защиту он не явился – уже одно это говорит об экстраординарных обстоятельствах. Квартира опечатана, хозяйка погибла. Да еще рассказ соседок о том, как бандиты избили кого-то и кинули в свою машину… Скажи честно, если бы Денис был жив, мог он тебя бросить? И не только тебя, но все и вся? Наплевать на институтский диплом и сбежать?..

– Нет, нет… – покачала головой Ира, принимая справедливость его слов.

– Остается признать, что его нет… Ты даже не представляешь, насколько часто сейчас люди исчезают – бесследно! Те страсти, которые показывают в новостях, это лишь верхушка криминального айсберга, у многих погибших никогда не будет могил, так и останутся пропавшими без вести.

Он смотрел, как она крепится, чтобы не заплакать. Осторожно взял за руку.

– Ира, Ирочка, подумай о ребенке. Он родится, и как вы будете жить? На что? Ты – без специальности, тетя на пенсии… Я могу и хочу помочь вам! Выходи за меня замуж.

– Замуж? Да вы что? – возмутилась она.

– Постой, не торопись. Обдумай все. Обещаю, ты не пожалеешь. Я буду заботиться о твоем ребенке, как о своем. Я уже люблю его, потому что – ты ведь не можешь этого не признать – постоянно думаю о твоем здоровье и твоем ребенке. Я стану ему отцом. Не говори сейчас ничего, – поторопился сказать он, увидев протестующий взгляд Иры, – только знай, я очень хочу, чтобы ты ответила «да».

Ира долго не давала ответа, хотя неизменная забота Андрея напоминала, что дать его придется. Почти каждый вечер он являлся в дом на Каменноостровском, привозил фрукты и что-нибудь вкусненькое – он уже знал, что она любит. Иной раз приносил вновь вышедшую книгу, и всегда интересовался, понравилась ли. Когда отправлялись гулять, следил, чтобы Ира тепло оделась – зима. О своем предложении больше не напоминал. А она не переставала думать.

Тетя Лена, с которой Ира в шутку поделилась, что ее, глубоко беременную, замуж зовут, вначале охнула, а затем принялась уговаривать.

– Соглашайся. Это ж как он тебя любит, если с чужим ребенком готов взять, да еще записать как своего! Я ведь сразу разглядела: порядочный человек, такие теперь редкость. А что старше – так умнее, чем молодые-то! Основательнее. Профессия у него хорошая, на ногах крепко стоит. Думаешь, женихи к тебе в очередь выстроятся?

– Не надо мне никого! – нахмурилась Ира.

– Тебе не надо, а ребенку отца? Надо, еще как надо! Ты, небось, думаешь, родить главное? Главное – вырастить, воспитание-образование дать. Это раньше, при советской власти, всем равная дорога была. А нынче только с деньгами. Вон, школы уже платные открываются, может, скоро бесплатных не станет совсем. А потом институт… Ты вот сама еще не окончила, и окончишь ли? Денег, которые по наследству получишь, надолго не хватит. Ты хоть понимаешь, что дорожает все, как на дрожжах? На копеечную стипендию да мою пенсию мы ноги протянем, не то что ребенка поднять!

– Значит, работать пойду.

– Куда, кем? В ларек продавщицей? Заводы чуть не целиком на биржу труда отправляют…

– Андрея Андреевича попрошу, поможет устроиться.

– Вот, опять Андрей Андреевич. Выходит, на него одного надежда? Ты подумай, Ирочка.

Еще не раз тетя Лена заводила разговоры про Петрова и его предложение. И каждый раз получалось, что Ире стоит принять его, иначе локти кусать будет.

– Но я не люблю его, как можно без любви?

Она представить не могла, что ее тела – сейчас отяжелевшего, с разбухшим животом, но ведь не навечно? – коснутся чужие руки. Это казалось осквернением ее любви к Денису, памяти о нем.

Однажды ночью, в первых числах февраля, ворочаясь в постели, пытаясь пристроить огромный живот, Ире пришло в голову, что дочка – это определили недавно – никогда не позволит ей забыть Дениса. Пусть у нее осталось лишь несколько фотографий, и те со смазанным изображением, потому что снимали на вечеринке, наспех; пусть нет могилки, на которую, как на папину, можно прийти поплакать, пожаловаться, – у нее будет дочка, главная, вечная память о любимом. И ради нее…

Через день Ира сообщила Андрею Андреевичу о своем согласии. Не скрывая радости, он обнял ее, впрочем, не страстно, а бережно, и так же бережно поцеловал. Ира не дала продлить поцелуй, отклонилась.