Макар Авдеев - Пора выбирать

У Вольного был знакомый декан филфака Черноморского университета. Друг предложил пойти к нему и попробовать пробить вопрос, принимают ли они иностранцев. Захар пораскинул мозгами и решил, что в России ему всё равно не уготовано великое будущее, и не оставалось причин, которые бы удерживали его в Майском порту. К тому же, здесь были Сергей и Яна. А ради них можно потерпеть скучные пары и рутину учебных будней. Если примут на иностранную филологию, будет шанс выучить языки, а с ними дорога открыта в любую страну. Не зря же Гордеев всегда тешил себя надеждой, что когда-нибудь серьёзно возьмётся за английский…

Захар с Сергеем пошли к декану, Гордеев ему понравился, и тот сказал, что даст своё согласие на зачисление Захара. Правда, иностранцев брали только на платной основе. Но плюс был в том, что цены ГОРАЗДО ниже, если перевести на рубли, чем при обучении в Москве или в Питере, в тех вузах, куда подавался Захар летом две тысячи семнадцатого. В Николаеве – всего сто тысяч рублей в год (в приблизительном пересчёте с гривен на рубли) для филологов, что по российским меркам копейки. И это притом, что университет был далеко не самый завалящий, имея солидное преимущество: его диплом признавался в мире, в Европе и США, а студентов принимали по договору в магистерские программы международных вузов. А вот будут ли дипломы российских вузов скоро котироваться где-либо, кроме России, учитывая, какими стремительными темпами она отдаляется от европейской цивилизации, это ещё вопрос.

Да и что касается продуктов, соотношение «цена-качество» в Украине было гораздо выгоднее, в пересчёте на рубли. Проживание банально обойдётся несравненно дешевле, чем в той же Москве. Приличная квартира в центральном районе города в Николаеве стоит около 6000 гривен в месяц (Захар посмотрел объявления в интернете), то есть, примерно 15 000 рублей. По этой цене Алиса в Майском порту по дешёвке сдавала свою задрипанную гостинку. В столице за столь мизерную сумму вряд ли даже на такую маленькую жилплощадь приходилось рассчитывать, там цены на недвижимость просто космические. Николаев по-любому экономнее.

Захару оставалось «всего ничего» – уговорить родителей. Реакция на его предложение была не такой радостной, как он ожидал. Папа-то ещё не особо сопротивлялся, так как к Украине относился нейтрально. А вот мама оказалась «крепким орешком» – очень уж боялась, что учёба сына в Украине может сказаться на её карьере. Дискуссия с мамой (посредством переписки в «Телеграмме») растянулась чуть ли не на целую неделю. Они с сыном как бы обменялись ролями – если почти год назад та убеждала Захара, что надо остаться учиться в Москве, то теперь Гордеев её уговаривал платить за его учёбу тут.

В конце концов Захар… сдался. Решил, что воевать с мамой нет смысла. Ну, раз она так твёрдо настроена против – не будет же он, в самом деле, ссориться с ней из-за этого. Деньги принадлежат ей, и Захар не имеет права жить за мамин счёт без её одобрения. Он и так решился нарушить принцип после восемнадцати существовать независимо от родителей, ради внезапно мелькнувшей возможности учиться в Николаеве, и быть поближе географически к Сергею и Яне. Обо всём этом он думал поздно вечером. Сегодня набрать сообщение уже не было сил, и он решил, что завтра утром напишет маме об отречении от своей затеи.

– Сергей, – опустошённо сказал Захар. – Я решил, что всё-таки возвращаюсь в Майский порт. Устал спорить с мамой…

Но наутро Захара ждал сюрприз. Не успел он написать маме, как увидел, что она сама прислала сообщение. В котором говорилось, что они с отцом посовещались и решили, что не будут «ставить палки в колёса». Видимо, папа каким-то образом смог повлиять на маму…

Захар был измотан морально и душевно после недельных препирательств с родителями. Он не обрадовался, даже когда Сергей сказал, что скоро приедет Яна, чтобы вместе с Захаром пойти на дачу помогать подрезать виноград. Это был один из тех дней, когда казалось, что бы ты ни делал, всё валится из рук. Один из тех дней, когда каждая невзначай брошенная фраза звучит невпопад.

К Захару вернулось чувство «чёрной дыры», которое было тогда, после пожара в торговом центре. Его накрыла полнейшая апатия и упадок сил. «Моя страна – международный преступник, – напомнил себе Захар. – И мне никогда не исправить вину своего народа, не искупить пролитую кровь, будь я хоть по ту сторону границы, хоть по эту…»