Наталья Соболевская - Ненавижу, потому что люблю [СИ]

Он расстегнул молнию на сумке и достал из неё розовое всё в рюшах жуткого вида платье.

— Нравится?! — с гордостью огладывая розовое убожество, спросил Носов, явно ожидая восторг от меня.

— Да, — кивнула я.

— Надевай! — он протянул мне платье и ждёт.

Застыла, не могу себя заставить сделать хоть малейшее движение, а не то, что раздеться и надеть кукольный наряд.

— Надевай, — рявкнул Носов и я, вздрогнув, начала расстёгивать пуговицы своей рубашке.

Под пристальным взглядом маньяка, я сняла всю свою одежду, и осталась лишь в нижнем белье.

Носов хмыкнул и подошёл.

— Лучше куклы у меня ещё не было, — он не мне сделал сомнительный комплимент, он похвалил себя за удачный выбор.

Носов взял платье и сам через голову надел его на меня.

— Теперь займемся твоим лицом. Садись на стул, — скомандовал маньяк.

Носов присел на корточки возле меня, сначала он намазал мне лицо очень светлым тональным кремом, потом приклеил накладные ресницы, нанес румяна и накрасил губы.

— Почему ты плачешь, разве я делаю тебе больно?

Не хочу плакать, не хочу доставлять этому садисту удовольствие, но слёзы всё равно наворачиваются и беспрестанно текут. Он хоть и ласково говорит и просит не плакать, по глазам его вижу, упивается сволочь моими страданиями и ему кроме них, по сути, от меня ничего и не надо. Только мой страх, боль и ужас в глазах оставляют на его лице довольную мину.

Носов закончил разукрашивать моё лицо и, достав из сумки огромный розовый бант, прикрепил его к моим волосам.

— Посмотри, какая ты теперь красивая.

Он взял мою руку и вложил в неё зеркало. Жесть: на меня и правда смотрела кукла. Вульгарная, жуткая с мёртвым лицом и ярко-красными губами кукла.

Зажмурилась — омерзительно.

— Открой глаза и не смей их закрывать, если тебе не приказали этого делать, — Носов с силой сжал мои плечи так, что я подумала, кости треснут.

Широко распахнув глаза, я опять смотрела в зеркало только не на себя, а в сторону.

— А теперь улыбнись, куклы всегда улыбаются, — делано ласково сказал Носов. Выдавила улыбку, чем вызвала одобрительное поглаживание по голове. — Скажи, что ты моя.

— Я твоя, — чуть слышно прошептала я.

— Громче!

— Я твоя.

— Теперь ты моя, — он с силой обнял меня, хотелось оттолкнуть извращенца и прокричать все, что я о нем думаю, но я терпела и долго. Он не отпускал меня, целую вечность при этом пыхтел и нюхал волосы.

— Надоела, — резко выкрикнул Носов, и с остервенением оттолкнул меня. Врезавшись в стену, больно ударилась и упала на пол, но, не смотря на боль, радовалась, что пытка прекратилась.

— Ты хорошая кукла. Принести, тебе поесть? — спокойным тоном спросил он.

— Да, — ответила я: силы мне пригодятся. — А можно мне ещё на улицу выйти хотя бы на минутку.

Маньяк задумался.

— Ну почему на минутку. Ты меня порадовала, выведу на подольше, — сообщил он, с таким видом, как будто облагодетельствовал, и я как минимум ноги ему за это должна расцеловать.

Изобразила на лице смирение и благодарность.

Носов ушёл, вернулся он буквально через минуту с тёплыми вещами и тарелкой супа.

Ела я под пристальным взглядом садиста. Он с одобрением взял обратно пустую тарелку и, кивнув в сторону вещей, велел мне одеться.

— Я могу быть добрым, — заявил Носов, открывая входную дверь дома, только я собралась выйти, он дернул меня и заставил остановиться. — Помни недавний урок, если удумаешь сбежать, — сказал Носов и толкнул меня на выход.

Я щурилась: яркое зимнее солнце отражалось от белоснежного снега и слепило. На улице стояла морозная, но безветренная погода, в округе царила тишина и безмолвие.

— Далеко? — спросил Носов, когда я пошла по дорожке вглубь участка.

— В туалет, — объяснила я, и садист кивком разрешил мне идти дальше.

Пробыв в туалете, несколько минут я вышла и вернулась во двор. Если я хочу выходить на улицу регулярно, надо показать Носову, что я его слушаюсь.

Начальник безопасности, увидев меня, одобрительно улыбнулся, а вот я затормозила, он держал топор. Носов не заметил моего замешательства или сделал вид. Он подошёл к большой по диаметру чурке и, поставив на неё более маленькую, начел колоть дрова. Взмах топора и очередная чурка раскалывалась на поленья. Орудовал он умело и быстро. Отвернулась, наваждение, что он вот так же легко может прорубить и мою голову, неприятно холодило душу.

Стараясь отвлечься от действа, я присела на корточки и начала лепить из снега фигурку, такую же что лепила в гостях у отца. Она получилась точь в точь, как и первая, и я расплакалась. Всё время, проведенное в подвале, я только и спасалась воспоминаниями о любимых людях и старалась не представлять, что происходит с ними сейчас. Я в своем аду, а они в своем, переживать за близкого человека может быть ещё мучительней, чем самому оказаться в беде.