Татьяна Ефремова - След на воде

Вот под лучами этой лампы и брызнуло Алексу в глаза сказочным зеленым светом. Он стоял, прилипнув к приоткрытой двери, как завороженный мальчик-с-пальчик, смотрел, не в силах даже пошевелиться, как старая ведьма крутила в пальцах, перекатывала на пухлой ладони невероятных размеров изумруд. То, что это именно изумруд, а не стекляшка какая «от Сваровски», он понял сразу. Хоть до этого изумрудов близко не видел. Но что это настоящий драгоценный камень, было понятно даже такому босяку, как он. Как-то сразу стало понятно, почему люди в течение многих веков попадали под влияние вот таких вот «стекляшек», шли на преступления ради них, на подлость и предательство. «За такое и убить можно», — подумалось вдруг. А потом пусть ищут. Уйти всегда можно, это только лохи прут напролом и на границе попадаются. Можно сделать все по-хитрому…

Алекс уже готов был шагнуть в комнату, ударить тяжелым по голове или сомкнуть руки на толстой шее, выхватить из пухлой ладони камень, сжать в руке, до хруста костяшек сжать, чтобы ни с кем не делить, никому не показывать. И бежать. Бежать по-умному, чтобы не нашли.

Не шагнул. И в следующий момент обрадовался этому невероятно, потому что увидел такое, ради чего можно и повременить.

Анна, налюбовавшись камнем, открыла сейф с хитрым замком, к которому Алекс все никак не мог подобраться, чтобы хоть узнать, что там стерва прячет. Сейчас увидел что. Анна достала плоскую коробку не коробку, шкатулку не шкатулку — он не знал, босяк, как это называется. Открыла крышку, и там, под крышкой, на темном бархате засверкали, словно друг перед другом красуясь, друг друга перебивая, другие камни. Много, десятка два. Так вот на что тратила деньги фрау Браух! Вот что было ее действительной страстью. А то чашки какие-то, зайцы. Камни — это было настоящее, это Алекс мог понять. Он даже зауважал Анну немного. Дура дурой, а вон какую коллекцию собрала, стерва. Небось, типу тому тоже настоящей цены не дала, облапошила. А он и тому рад был, аж светился весь, дурило. Ай да Анна! Стерва!

Алекс потерял покой. Теперь, когда он увидел материальное воплощение Анниного богатства, уже невозможно было отвязаться от мысли хапнуть из сейфа хоть парочку камешков. Все ему не нужно. Он же не идиот, понимает, что со всей коллекцией засыплется за милую душу. Камешки ведь еще продать надо. А кому? Из фильмов всяких детективных помнил, что продавать брильянты надо ювелирам. Да только где взять-то тех ювелиров, готовых выложить наличные за нормальный камень. Еще в полицию сдадут, козлы вонючие. Нет, чтобы на ювелира выйти, связи нужны. А связей таких у него нет.

Алекс чуть не взвыл от обиды, когда это понял. Никак не давалось ему в руки богатство. Камни вот они, рядом, но толку от них не было. Весь вопрос в том, как превратить их в деньги. Снова вспомнилось, как собирался он впаривать Анне втридорога фарфоровые чашки. Вот дурак-то был! Нужны ей чашки, как же! Вот если бы у Алекса камень был, можно было бы поторговаться. Уж он бы так просто его стерве не отдал, не на того напала. Пусть типов бомжеватых накалывает, а уж он-то вытряс бы из нее полную цену. Жалко, нет у него камня. И не будет. Босяком был, босяком и останется. На секретарскую зарплату жить будет до пенсии. Да и не поверит Анна никогда, что у него, Алекса Маутера, нищего эмигранта, может быть драгоценный камень. Рожей не вышел.

А кто вышел? Тот тип что ли? Почему у него может быть огромный изумруд, а у Алекса не может? Он, между прочим, из Сибири приехал. Для буржуев что Сибирь, что Якутия — все едино, везде холодно. А про якутские алмазы весь мир знает. Может, и у него, Алекса, завалялась парочка. «Ну, давай, — скажет стерва, — покажи свою парочку, похвастайся». А показывать-то и нечего. Только мечтать и остается. Пока Анна не помрет. А как помрет, так все племяшке достанется. А та на законном основании все ювелирам продаст, связи, небось, сразу найдутся, для наследницы-то.

А если не показывать, а только пообещать? Типа, деньги вперед, бабуся! Даже самому смешно стало. Какой же дурак такие деньжищи отдаст только за обещание?

Он ненавидел Анну. Как будто она была причиной всех его неудач. Сидит на деньгах, дура старая, пиво хлещет, ржет, как лошадь полковая. А он ей улыбается да кивает согласно. За гроши. Он уже жалел потихоньку, что не вошел тогда в комнату, как хотелось. Не ударил, не задушил, не сбежал с камнем. Ведь это шанс был. Тот, который только раз в жизни выпадает. А он ушами прохлопал за дверью. Мечтал, как все захапать. Вот и домечтался. Тогда хоть изумруд можно было взять, а теперь ничего: ни камней, ни денег.