Ольга Горышина - Сказка в дом стучится

Я сжала губы. Я не семейный психолог и не занимаюсь сказкотерапией. Я просто ярмарочный Петрушка! Но тут не ярмарка, тут балаган!

— Марьян, я подумаю…

Подумаю, как вежливо отказать. Мне дома нервотрепки хватает, лишнего на свои плечи взваливать не хочу и не буду.

— Аль, ну о чем тут думать? — уставилась на меня Марианна с вызовом.

Вот этого я и боялась. Сейчас как скажет: ну и какая ты после этого подруга?

— Блин, снова этот придурок! — сказала она мне во спасение и приняла звонок брата. — Что? Понятное дело, я тебе перезвоню, если Никита мне позвонит. Я это уже слышала! Вот поэтому он и сбежал! Идиот!

Это она сказала, глядя мне в глаза, точно комментарий к происходящему. Идиот не мальчик, а тот, чье отчество он носит. Интересно, она закончила разговор или сказала это брату? Не просто же так убрала айфон от уха и уставилась на экран. Брови сошлись у переносицы. Вот телефон снова у уха:

— Мне звонят с незнакомого номера. Вдруг это Никита. Я перезвоню. Пока…

Марианна тронула дрожащим пальцем экран.

— Алло! — голос у нее тоже дрожал. — Да, это я, — и тут же окреп. — Да, знаю. Это мой племянник. Конечно. Никита Валерьевич Терёхин. Пятое октября две тысячи шестого года. Да. А где это? Конечно, конечно, знаю… Он уже там? Да-да, конечно, понимаю. Нет, все найду. Мы приедем за ним, как только сможем.

Она закрыла глаза и прошептала:

— Он все-таки уехал во Владимир. Упёртый в отца. Сказал сделаю и сделал!

Номер брата она вызывала все так же на ощупь.

— Мне из полиции позвонили. Он в поезде. Потому что он попросил позвонить мне, а не тебе! Да, они снимут его с поезда в половине шестого! Где? В Бологое! Где ещё? Откуда я знаю, как он просочился через их турникеты! Нет, я сама. И знаешь, я тебя убью, если хоть слово ему дома скажешь! Лучше вообще сегодня домой не приходи. Не к кому, иди ко мне в квартиру. Слушай, я сейчас серьезно. Как при чем тут ты? Он из-за тебя убежал! Да, ты плохой! Ты самый плохой отец, который только может быть! Не надо. Я такси возьму туда и обратно. Не звони мне. Все равно не отвечу!

Она сильнее сжала телефон в руке, продолжая смотреть на меня, но точно мимо…

— Марьяна, у меня машина. На метро до нас полчаса. Я отвезу тебя, — предложила я помощь, о которой, возможно, меня и не хотели просить. — Если хочешь… — добавила, испугавшись своей назойливости.

— Хочу! — почти выкрикнула она. — Хочу, чтобы взрослые начинали думать! Туда часов пять на машине! Сейчас без двадцати три!

Она нервно вбивала что-то в телефон, который лишь чудом не треснул под ее напором.

— Блииин… — тянула она, растянув уже едва красные губы. — На Ласточку не успеваем! А обычный почти в восемь туда прибудет. Но это, говорят, все равно быстрее, чем на такси. Побежали!

Первым делом она подбежала к стойке и оплатила наш недопитый кофе. Мой тоже — вякать некогда. Мы действительно бежали. Московский вокзал видно, но до него не рукой подать. Такси не возьмешь — весь Невский проспект как назло стоит. Автобус будет стоять также. Придется сдавать стометровку. Мне-то что — я в кроссовках, а Марианна? И она без каблука. Но бегать в узком платье не фонтан, но ей сейчас плевать на трещащие в швах нитки. До этих самых ниток мокрые, но все еще полные надежды успеть купить билет, мы затормозили перед последним пешеходным переходом: из-под ног даже дым пошел. Обе в голос обматерили красного человечка, и тот, смутившись, стал зеленым.

Боясь потерять лишнюю секунду, мы попросили помощи в кассе и нам помогли так, как мы не ожидали. Даже подбадривали — быстрее, быстрее. Но ни наши сердца не могли уже биться быстрее, ни ноги — передвигаться. Мы рухнули на сиденье и… Марианна вдруг разревелась. Позабыв про макияж и все на свете. Я тоже чувствовала на ресницах влагу, но мокрыми пальцами все равно пыталась нащупать в сумке одноразовую салфетку.

— Марианна, все будет хорошо, — отчеканила я.

Она посмотрела на меня потекшими и потухшими глазами:

— Я не верю. Ты вот сбегала в детстве из дома? Я — нет. Потому что у нас был дом, а у Никиты дома нет. У него матери нет и отца тоже нет. А я ему как бы и не нужна совсем. Только дед нужен, потому что дед далеко, вот Никите и кажется, что хотя бы дед его любит…

Марианна смотрела на меня в упор, точно ждала какого-то ответа, но я понимала, что это монолог и молчала.

— Ты понимаешь, как Никите сейчас плохо?

Я даже кивнуть не успела в ту короткую паузу, в которую тетя Марианна попыталась перевести дыхание, еще не совсем восстановившееся после нашей сто-километровки.