Матильда Старр - Мой босс из ада

Помог вырезать открытки.

Поймал, когда я падала на лестнице.

А вот сейчас везет домой… я выглянула в окно – действительно, домой… только вот адрес он у меня не спросил. И что это значит? Правильно! Что наверняка посмотрел в моем личном деле. Внимательный!

То есть, – воодушевившись, я рассуждала про себя, – если выключить звук, Глеб Юрьевич может оказаться вполне приличным шефом. А что не любит ярких цветов и резких запахов, педантичен и пунктуален, так кто сказал, что это такие уж недостатки?

К концу пути я искоса поглядывала на своего беззвучного шефа, и даже стала находить в нем какие-то человеческие черты. Отмечать, что профиль у него все-таки очень впечатляющий, и плечи широкие, и руки сильные… от последней мысли почему-то вдруг стало тяжело дышать. Это усталость. Вы посидите с моё, повырезайте открытки – тогда узнаете.

Когда Глеб Юрьевич остановился у моего подъезда, я немного напряглась. Но не потому, что он безукоризненно вычислил, к какой именно двери меня было нужно подвезти, это как раз было несложно. А потому что мне нужно было что-то сказать на прощанье. Спасибо что подвезли, спасибо за помощь, просто до свидания или спокойной ночи… я металась между этими вариантами и никак не могла выбрать правильный. но Глеб Юрьевич избавил меня от этих мучений. Он заговорил сам. Если кто-нибудь думает, что Глеб Юрьевич поблагодарил меня за работу, или извинился за то, что мне пришлось задержаться сверхурочно, этот кто-то однозначно ошибается. Ничего подобного не было.

– Вы, конечно, очень медлительны, – сказал он. – Но я не могу не оценить ваши старания. Я передам в бухгалтерию, чтобы начислили вам премию.

Я обмерла. А ведь он иногда и со звуком ничего такой!..

Той ночью я долго не могла уснуть. Крутилась. То вспоминала, как падала с лестницы в объятья ненавистного шефа, или то, как с теплотой он спрашивал, не случилось ли у меня что-нибудь, когда довел до истерики. Или то, каким внимательным он был, когда не отъезжал от моего дома, пока я не скроюсь в подъезде… Может, не такой уж он и монстр?

А ведь всего-то и стоило – выполнять не самые сложные его требования: строгая неброская одежда, отсутствие кричащих цветов и раздражающих запахов, исполнительность и желание делать свою работу как можно лучше.

Разве не может ожидать этого начальник от своих подчиненных?

В своих мечтах я даже пошла дальше. Если уж мы так быстро сумели поладить… Если уж, в отличие от сногсшибательной Кристины и кто там был до меня, я смогла разглядеть за холодным язвительным фасадом человека, который возможно искренне страдает он несовершенств, громких звуков, резких запахов, опозданий и неправильно составленных графиков, может, дальше все будет лучше и лучше?

Мое распаленное воображение неслось куда-то вскачь, и я уже видела как все сотрудники, партнеры по бизнесу выстраиваются ко мне в длинную очередь, несут шоколадки с конфетами и заискивающе глядя в глаза говорят что-то вроде: «Яночка, выручайте – свирепствует… мне всего-то две подписи – вот сюда и сюда – но сам я к этому тигру в клетку не пойду… я уж лучше к настоящему тигру в клетку – и на больничный!».

А я с улыбкой – просветленной и доброжелательной – отвечаю: «Давайте уж, конечно, все решим. Это ведь ради общего дела».

А мне и говорят: «Ох, Яночка, да вы же ангел!» – и протягивают бутылочку «Шанели».

Тут уже я смотрю на просителя строго, но все еще по-доброму: «Глебу Юрьевичу резкие запахи не нравятся! Нужно знать такие вещи о своем руководителе!»…

И проситель торопливо хватает роскошную французскую коробочку, краснея, прячет ее в карман и смотрит на меня с таким благоговением, словно от меня исходит сияние…

А спустя какое-то количество месяцев, или лет… нет, лучше все-таки месяцев! Сам Глеб Юрьевич вызывает меня в свой кабинет и говорит: «Яна! Я понял: во всем мире нет ни одного человека, который бы так меня понимал! Станьте моей женой! И исправьте это договор – тут пропущена запятая». А у меня на глазах выступают слезы радости…

В этих мыслях я и заснула, а проснувшись утром, развила бурную деятельность.

Сначала проинспектировала гардеробы всех своих подруг, извлекая оттуда немаркие и невзрачные вещицы, чья цветовая гамма никак не могла оскорбить эстетические чувства моего Глеба Юрьевича. А затем отнесла свои трофеи знакомой портнихе, которая за небольшие деньги подогнала все это по моей фигуре.

В воскресенье вечером я собрала все свои яркие вещи, короткие юбки, легкомысленные топы (фу, какая вульгарщина! Неужели я и вправду всё это носила?!) – и выставила на балкон.