Ульяна Гринь: Серая мышь на тропе войны

Я глянула на Митюнины пятки, засверкавшие по тропинке к реке, потом на конверт, который еще держала в руке. Большой, чуть потертый. Адрес написан быстрым, едва разборчивым почерком, а сверху стоял витиеватый штамп: стилизованный лев со стягом и имя «Беспалов». Снова адвокатская контора… Что же, и этот конверт пойдет по стопам предыдущих.

Поднявшись по ступенькам, я вошла в кухню. Эх, надо бы подмести хотя бы, да ладно, сойдет. Вчера полы мыла. Вытащила с шестка формы с хлебом и поставила на колченогий столик у окна — пусть остынут. Самовар уже протопился и нагрелся — аж руку жег — и я перенесла его на большой стол, поставила заварочный чайник на конфорку, смахнула крошки со столешницы.

Кто же приехал-то?

Я перестала ждать гостей уже месяца два. Сначала думала — ну, не может быть, чтобы Вадим забыл обо мне, чтобы не думал, как я и где. Потом надеялась, что мозги у мужа встанут на место, и он хоть справится о ребенке, а там, может, и признает его. В конце концов, смирилась с молчанием. Приходили только письма от адвоката, но я прочитала только первое. Там были документы о разводе, которые надо было подписать и отослать обратно. Разводиться я не собиралась до рождения ребенка. Да и по городу не скучала. Чего я там не видела? То есть. как… Все. что видела, останется со мной, в воспоминаниях, а жить все равно лучше дома. Ведь не сравнить ни воздух, ни воду, ни молоко! То ли коровы тут спокойнее, то ли уход за ними лучше, только молоко как я привыкла — жирное, густое, с пенкой! Разве ж найти такое в городе?

Корова была у меня в планах на зиму. Как раз маленький подрастет, телочка у Матрены войдет в возраст, будет у нас свое молочко. А пока договорилась с соседкой за яйца да дичь — банка молока утром, банка вечером. Муж Матренин все по заимкам да по деревням ездит, подрабатывает, ему некогда охотиться. А я тятино ружье приручила, смазала да огладила, служит мне верой и правдой. Так и жила зиму: то зайца подстрелю, то Тайга белку выследит, а то на тетеревов попадем… Огород завела весной. Семенного-то у нас осталось с прошлого года, да и бабы отдали лишки. Немного завела, чтобы точно справиться. Капусту с морковкой посадила, картошки малеха…

Эх, да ладно, мы с маленьким не пропадем. А вот приезжий… Зависит от намерений. С чем приехал, с тем и уедет. Если только не повиниться и не обещать помочь вырастить ребенка. А развод…

Я повертела конверт в руке и решительно сунула в печь, подальше. Белая бумага осветилась оранжевыми всполохами от проснувшихся углей, почернела по углам, занялась. Пусть горит. Ишь чего удумал, документы мне слать… С документами я не разговариваю.

Подвязала платок под живот покрепче, накинула на голову шаль мамкину из комода и вышла на крылечко. Тайга не стала залезать в тень, а развалилась прямо под ступеньками. Почуяла, что ли, гостя? Ну и хорошо, с ней мне гораздо спокойнее. А вон и Митюня идет, а за ним мужчина. Из- за солнца не разглядеть кто. Одет легко, не по погоде, на плече сумка спортивная. Вот остановились оба, мальчишка махнул рукой в мою сторону и убежал. А мужчина пошел дальше. И я, наконец, разглядела его лицо.

Когда гость приблизился к ограде, Тайга неспешно встала, потягиваясь, демонстрируя свой рост, а после и зубы, снова зевнув. Ее усилия были оценены по достоинству, но гость, пусть и с опаской, вошел во двор:

— Ну, привет! Рад видеть в добром здравии!

— Леня, ты зачем приехал? — только и смогла спросить. ЖДала-то другого…

— Повидать, — усмехнулся он. — Может, я соскучился!

— Повидал? Вот и отправляйся обратно, Данила еще не отчалил.

— Что ж, даже чаю не предложишь? — притворно огорчился Леня, но глаза его сияли. Помолчала. Подумала — и правда, негоже гнать со двора и не накормить прежде. Совсем одичала в этом городе!

— Чаю предложу, — с достоинством ответила и кивнула на дверь: — Заходи. Но только чаю.

— А покушать? — выражение его лица стало жалобным, я едва удержалась, чтобы не засмеяться. Вот как он умеет разрядить обстановку одним словом?

Тайга зарычала, обнажив клыки, и Леня уважительно покивал:

— Хорошая собачка. С такой не страшно на отшибе жить.

— Не страшно. Фу, Тайга, фу! Заходи, не тронет. Только руки держи на виду.

— Как у вас тут строго, — пробормотал Леня, сбросив с плеча сумку.

Налив ему чаю в большую глиняную чашку, которую в доме всегда называли «мужской», пригласила жестом за стол. Леня огляделся, присел на лавку:

— Скромненько, но со вкусом. Спасибо! А… это что за чай?