Елизавета Соболянская - Идеальное свидание [СИ]

— Выйдем на балкон? Скоро начнутся фейерверки.

Они вышли на лоджию, и Саша зябко поежился, девушка качнула головой, стянула с плеч болеро, вкусно пахнущее ею, накинула парню на плечи:

— Не простудись, Колокольчик.

Саша покраснел. Он слышал, что его так называли девчонки в универе, и это могло показаться обидным. Однако слышать это прозвище из уст Киры было приятно. Раз она знает, значит, интересовалась им? Они постояли, глядя на дымное городское небо, потом Кира вдруг спросила:

— Удивлен, почему я пришла?

— Немного, — растерянно ответил Саша.

Девушка улыбнулась и призналась:

— Играли в фанты, на желание, в общаге, и вдруг мне выпало прийти домой и поздравить, кого первым встретишь в коридоре. А ты на меня просто налетел!

Саша вспомнил утро и покраснел.

— А как ты узнала адрес?

— В деканате сказали, — Кира проказливо улыбнулась, — я им сообщила, что ты пакет с подарками забыл.

На минуту парню стало грустно — значит, она пришла не потому, что он ей понравился, а потому, что кто-то пошутил?

— Эй, ты чего? — Кира коснулась его руки и призналась: — если бы мне выпало поздравлять идиота Мясникова, я бы просто открытку ему сунула и ушла.

У Саши рот приоткрылся от удивления — Степан Мясников, звезда физфака! Красавец, отличник, призер соревнований! Да его всем парням корпуса в пример ставят!

Кира улыбнулась, видя его ошеломленное лицо, потом вдруг повернула его к себе за плечи, склонилась и нежно коснулась губами его губ, признавшись:

— Еще утром этого хотела, Колокольчик!

Обычно Сашу пугали прикосновения девчонок, но на этот раз он сам потянулся навстречу, подставляя губы. Кира в ответ крепче прижала его к себе, шепча:

— Ты такой красивый, такой сладкий!

Они целовались до самой речи Президента. Потом, словно очнувшись, вернулись в тепло, дрожащими руками подняли бокалы, выпили под звон курантов и… снова начали целоваться! У Саши закружилась голова — так это было сладко! Он и не заметил, как пуговицы сдались ловким девичьим рукам, и на его живот легла горячая женская ладонь. Стол жалобно звякнул посудой и уехал куда-то в сторону от осторожного толчка, диван внезапно очутился под спиной парня, а Кира — рядом.

Она что-то шептала, горячее и непристойное, стаскивая с него рубашку, возясь с молнией брюк, лаская его обнаженное тело так, что у него сбивалось дыхание. Когда ее сладкие губы пробежали по животу вниз, Саша не выдержал — вцепился руками в ее крепкие плечи, погладил чувствительную ямочку между ключицами, запустил пальцы в гладкие темные волосы Киры. Откуда-то доносились взрывы фейерверков, стоны и ритмичный скрип дивана. Неужели это его стоны?

Хотелось смутиться, но было так хорошо, так болезненно-ярко, что он не выдержал — сел, оторвал темноволосую голову от своего паха, жадно поцеловал девушку в губы и потянул лечь рядом.

Она послушалась, раскинулась великолепным телом, улыбнулась, глянула затуманенными глазами, и он ринулся к ней — ласкать, целовать, гладить! Исполнять все, чего ему хотелось каждый раз, когда он видел Киру в коридорах универа или на спортивной площадке, сделать то, что привиделось в непристойных снах. Ощутить ее всем телом — руками, губами, сердцем… Вдохнуть ее запах, покатать на языке вкус, и наконец чуть дрожа от нетерпения войти в соблазнительную влажность, и замереть на миг, переполняясь восторгом первого обладания!

Ее хриплое: «Саша-а», стало для него волшебной музыкой и толчком к собственному освобождению.

Потом, после всего, она легко подняла его на руки, отнесла в ванную. Это было так смешно и здорово — целоваться под душем! Скользить гладкими от геля руками по всему телу, без страха и стеснения, любоваться тем, как играют ее мышцы, блестят глаза и губы…

Жаль, ванна оказалась тесновата. Убедившись в том, что прямо там ничего хорошего не выйдет, они выбрались «на сушу», завернулись в полотенца, добрели до дивана и рухнули на него, сжимая друг друга. На этот раз все было быстро, резко, остро! Когда Кира оседлала Сашу, он не растерялся — притянул ее ниже, так, чтобы ловить губами острые кончики сосков, а рукам позволил бродить, где им вздумается, отзываясь на невольные стоны.

Потом они ели пирог, пили игристое, и смеялись. Уснули под утро — вымотанные, но счастливые.

А проснулся Саша один. Серый рассвет первого января. За окном усталый снег, усыпанный конфетти, блестками, упаковками от фейерверков и пустыми бутылками. Стол пуст. Парень встал, обнаружил на краю дивана свернутое сухое полотенце, завернулся в него и уныло поплелся в ванную. Там было пусто, но все еще пахло Кирой.