Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились [litres]

– О чем ты?

Мари пожала плечами.

– Раньше ты все время смеялась, но в последнее время… я даже не могу вспомнить последний раз, когда он тебя рассмешил. Кроме того, когда он в последний раз спрашивал, как у тебя дела? При каждой нашей встрече он говорил только о себе.

Даже после того, как я услышала это от Мари, легче мне не стало. Я знала, что она права. Правда заключалась в том, что Ричард уже не был тем мужчиной, в которого я влюбилась много лет назад, и я была далеко не той девушкой, какой он увидел меня в первый раз.

– Мактуб, – прошептала я, глядя на свое запястье.

Мари улыбнулась мне и запрыгнула на велосипед.

– И правда мактуб. Ты можешь переехать ко мне, чтобы не торчать в его квартире. Это будет прекрасно. Будем проводить больше времени вместе! Посмотри на это с другой стороны: по крайней мере, тебе не придется терпеть его колючие усы там, внизу.

Я рассмеялась.

– Я уже и не помню, когда он в последний раз это делал.

Она недоверчиво открыла рот.

– Тогда тебе следовало расстаться с ним много лет назад, сестренка. Парень, который не доставляет тебе такого удовольствия, не имеет права на обратные услуги с твоей стороны.

Моя сестра была полна неопровержимой мудрости.

– Ты, кажется, совсем не грустишь по этому поводу, – заметила Мари. – Я немного удивлена.

– После вчерашнего виски и утренней медитации мне уже гораздо лучше. К тому же Грэм разбил для меня сад.

– Сад? – с удивлением спросила она. – Это его способ извиниться?

– Наверное. Он купил органические удобрения.

– Что ж, за это я ставлю ему пять с плюсом. Все знают, что получить прощение Люси можно только с помощью грязи и органических удобрений.

Аминь, сестренка.

– Мы все еще собираемся к маминому дереву на Пасху? – спросила я, когда мы тронулись в путь. Каждый праздник мы с Мари изо всех сил старались навестить маму. У одной из старых маминых подруг была хижина на севере. Она почти там не бывала, и мы посадили мамино дерево недалеко от хижины вместе со всеми, кто пришел на похороны. Это были люди со всего мира, и мама считала их членами семьи.

Если я и научилась чему-то во время путешествий с мамой, так это тому, что семья строится не на крови, а на любви.

– Ты меня возненавидишь, но я собираюсь навестить подругу в эти выходные, – сказала Мари.

– Да? Какую подругу?

– Я собиралась сесть на поезд до Чикаго, чтобы повидаться с Сарой. Она вернулась в Штаты, чтобы навестить своих родителей, и я решила заскочить к ней. Мы не виделись с тех пор, как я поправилась. С тех пор столько времени прошло.

Сара была одной из самых близких подруг Мари и заядлой путешественницей. Было почти невозможно угадать, где Сара окажется через месяц, поэтому я полностью понимала выбор Мари. Просто мне не нравилось, что это будет первый отпуск, который я проведу в одиночестве: без сестры или парня.

Увы, мактуб.

Профессор Оливер сидел напротив меня, и его глаза блуждали по черновому варианту новых глав: с семнадцатой по двадцатую. Я нетерпеливо ерзал на месте, пока он с задумчивым видом переворачивал каждую страницу, прищурив глаза.

Время от времени он поглядывал в мою сторону, что-то тихо бормотал себе под нос и снова принимался за чтение. Закончив, он положил бумаги обратно на мой стол и молча уставился на меня.

Я ждал, выгнув бровь, но в кабинете все еще висела тишина.

– Ну как? – спросил я.

Профессор Оливер снял очки и закинул ногу на ногу. Наконец, он заговорил очень спокойным тоном:

– Как будто обезьяна сделала большую кучу и попыталась написать в ней свое имя с помощью хвоста. Только обезьяну зовут Джон, а он написал «Мария».

– Все не так уж плохо, – возразил я.

– О нет, – он покачал головой. – Еще хуже, чем плохо.

– Да что не так? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Это просто мыльный пузырь. Один жир, никакого мяса.

– Это первый черновик. Он и должен быть дерьмовым.

– Да, но это должно быть человеческое дерьмо, а не обезьянье. Грэм, ты бестселлер «Нью-Йорк таймс». Ты бестселлер «Уолл-Стрит джорнал». На твоем банковском счете миллионы долларов, а все потому, что ты профессионал писательского мастерства, и по всему миру существуют тысячи поклонников твоего таланта, которые делают тату с твоими цитатами. Какой позор, что у тебя хватает наглости показывать мне эту чушь. – Профессор встал, разгладил свой бархатный костюм и покачал головой. – Тэлон могла бы написать лучше.