Смотрю на него, в ожидании вопросов.
— Вам знаком Майкл Грин? — спрашивает он.
Майкл — это имя парня, с которым встречается Фейт, но я не припоминаю, чтобы она называла его фамилию.
— Единственный Майкл, которого я знаю, это молодой человек моей подруги Фейт, но я не знаю его фамилию, — говорю я Саймону.
— Как фамилия вашей подруги? — он достает маленький черный блокнот из кармана и пролистывает несколько страниц.
Пальцы Доминика сжимаются у меня на руке, и я гляжу на него, замечая, насколько напряжено и зло его лицо. Он хмурится, и похоже, хочет что-то сказать, но ждет пока я отвечу на вопрос Саймона.
— Ее фамилия Коллинз.
Саймон смотрит в блокнот, потом на меня.
— Где я могу найти Мисс Коллинз? Вы знаете ее адрес? — он берет ручку из кармана своей рубашки.
— Когда мы с ней разговаривали, она рассказала, что ее парень предложил ей переехать к нему, но она не была уверена на этот счет. Поэтому, возможно, она все еще живет у родителей. Лемонгроув Роуд, на другой стороне города. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к ее Майклу. Вам нужна его помощь в расследовании? Она говорила, что он полицейский.
— Не совсем, Эйлин. Нам необходимо задать ему пару вопросов, но когда мы приехали к нему домой, его там не было, а сегодня он сказался больным.
Доминик смотрит на меня, потом снова на Саймона, потом опять на меня.
— Он, что, тот продажный полицейский, вымогавший у Джона деньги? — спрашивает он Саймона, придвигаясь ближе ко мне для поддержки.
— Полагаю, что он самый, но Оскар указал лишь на то, что он один из мужчин, участвовавший в вашем изнасиловании, Эйлин. Был также еще один. Опустившийся на дно наркоман по имени Роки Адамс. Он был тем, кто выбирал жертв.
От удивления я широко открываю рот, и неожиданно меня охватывает дрожь. Цепенею, не в силах больше разбираться со всей обрушившейся на меня информацией. Я сползаю по кровати и, укрывшись с головой одеялом, отворачиваюсь к стене, полностью отгораживаясь от всего и не желая ничего слушать.
Фейт хотела привезти это чудовище ко мне домой, чтобы представить нас друг другу, а теперь выясняется, что он один из них. Их было трое: полицейский, адвокат и наркоман.
— Сколько всего? — спрашиваю я из-под одеяла. Я не хочу спрашивать, но должна. — Сколько всего девушек? — спрашиваю я чуть громче.
— Не нужно тебе этого знать, — говорит Доминик, нежно поглаживая меня по спине.
Я сбрасываю одеяло и поворачиваюсь лицом к ним обоим. Вдруг, я уже горько плачу, не в силах совладать с жалостью к себе и другим девочкам.
— Сколько? — ору я.
— Тридцать шесть девушек. И это только те, о которых нам известно, — отвечает Саймон, быстро опуская глаза в блокнот.
Тридцать шесть.
Какое ужасное и полностью сокрушительное число.
Мое сознание поглощает тьма. Глаза закрываются, и я отключаюсь.
— Эйлин, они тебя выписывают. Мы едем домой.
Я поворачиваюсь на другой бок и бросаю взгляд на Доминика. Он смотрит на меня и наклоняет голову набок, заглядывая мне в глаза.
— Ты останешься со мной? — умоляю его я.
— Я никуда не собираюсь, только если ты не со мной. Ни в этой жизни, ни в другой.
Улыбаюсь Доминику и сажусь на постели.
— Я так устала, Доминик. Мое тело, мой разум и моя душа — все требует отдыха.
— Пойдем. Я отвезу тебя домой, и мы сможем оставаться в постели, сколько захотим. — Он протягивает мне руку в приглашающем жесте и, глядя на нее, я думаю, не натянуть ли опять одеяло на голову, отключившись от внешнего мира. — Дома — где нам обоим комфортно — мы можем выздоравливать вместе, не то что в этой крошечной кровати, где я даже не могу обнять тебя.
Опускаю взгляд в пол и делаю глубокий вдох.
Он, конечно, прав. Больница — не то место, где я могла бы прийти в себя. Я нахожусь здесь шесть дней, и единственное мое окружение — это медсестры, докучающие своими глупыми вопросами и ненужным беспокойством. Я понимаю, это их работа, которую нужно выполнять, но также знаю, обо мне здесь не позаботятся лучше, чем дома Доминик.
— Хорошо, давай поедем домой, — отвечаю я на его сердечные слова. — Только дай мне сначала переодеться. — Откидываю в сторону простыни и иду к сумке, которую принес Доминик. У меня никогда не было дорожной сумки, но Доминик пошел и купил такую для меня, наполнив ее новой одеждой, зубной щеткой и всем остальным, что, по его мнению, могло мне понадобиться.
— Я буду снаружи. Не торопись. — Он наклоняется и, перед тем, как отвернуться и выйти из маленькой больничной палаты, целует меня в лоб.
Читать дальше