Лариса Матрос - …Называется жизнь

«Как не стыдно думать о чем-то грустном, о неудовлетворенности при такой жизни?!» — молча воскликнула Инга с негодованием в свой адрес и включила расположенный здесь же в кухне небольшой телевизор. По русскому каналу показывали запись какого-то большого концерта, в момент включения телевизора выступала незнакомая ей молодая певица Таня Буланова. Слушать незнакомку не хотелось, но она решила, что, если после нее не появится кто-то из любимых звезд (Пугачева, Малинин, Леонтьев), выключит телевизор. Но выражение лица певицы, слова песни и музыка настолько взволновали, что, позабыв о завтраке, о делах, Инга как вкопанная остановилась перед телевизором, довольная тем, что никто не мешает дать волю слезам.

пела Буланова, с поражающе щемящей грустью в глазах. «Что может знать это юное существо о том, где и когда «кончается синее море», — подумала Инга, вволю предавшись рыданиям.

ЛИНА сидела в полутемном зале ресторана и чувствовала жар на своих щеках. Подкрашенные, ухоженные, уложенные в красивую прическу золотистые волосы и элегантный, кофейного цвета брючный костюм омолаживали весь ее облик, а лучистые огромные карие глаза с удивлением младенца, познающего мир, смотрели на окружающую обстановку. Она выпила только немного коньяка, но с непривычки сразу почувствовала легкое головокружение и решила, что пить ей больше не следует. Однако сидящий с ней за столом атлетического сложения крупный блондин заказал еще бутылку шампанского, которую официант еле пристроил на переполненном деликатесами и бутылками с разными напитками столе. Зазвучал дивный голос Александра Малинина:

Лину охватила щемящая тоска об ушедшей молодости, от том, что она так мало танцевала в жизни, отдав всю себя мужу и четверым детям. Очевидно, ее настроение отразилось в выражении лица, потому что мужчина участливо спросил:

— О чем вы грустите, Галина Петровна?!

— Да нет, ни о чем. Просто музыка подействовала…

— А расскажите мне что-нибудь о себе, раз уж мы оказались в такой обстановке, — сказал проникновенно мужчина. — Ведь я, по сути, ничего не знаю о вас. Вот собираюсь вас в Америку отправить в командировку, о чем мы говорили. Я же должен знать о вашем моральном облике. — Эти слова вызвали у самого Данилы Ивановича такой хохот, что он вынужден был сделать несколько глотков воды, чтобы прийти в себя. А Лине в этом хохоте открылось что-то детское, непосредственное в начальнике, вызывающее к нему доверие.

— Ох, Данила Иванович! — сказала она, глубоко вздохнув. — Если б несколько лет назад мне кто-то сказал, что я поеду в Америку, пусть даже в командировку, я, поверьте, посчитала бы его своим врагом.

— Да что вы, Галина Петровна! Почему? Вы так ненавидите эту страну?

— Тогда, тогда… я ее ненавидела лютой ненавистью…

— А сейчас?

— А сейчас… Сейчас… — Лина задумалась на мгновенье и, опустив голову, сказала: — Не знаю. Не зря говорят, что время залечивает раны…

Данила Иванович почувствовал, что затронул больную для собеседницы тему.

— Давайте-ка выпьем за вашу успешную командировку в Америку! — сказал он с торжествующей улыбкой, довольный, что нашел способ увести разговор. — Вот когда американцы примут наши условия и подпишут контракт, который нам сулит большие прибыли, вы полюбите Америку, я вам гарантирую. Тем более что занятия английским вам пошли на пользу, как я понял. У вас еще есть несколько месяцев для подготовки, и вы сможете с иностранцами спикать на их языке.