Светлана Емельянова: Моль в пальто

– Дочка, доченька моя, – прошептала Ирина, не открывая глаз.

– Мамочка, милая, – закричала круглолицая тёмненькая Юлька, дежурившая возле постели матери.

Прибежали врачи, начали расспрашивать Юльку, почему она кричала, осматривать Ирину, светя ей в глаза фонариком, снимая показания с аппаратов.

– Положительная динамика, коллеги, – произнёс один из врачей.

Это было последнее, что услышала Юлька, проваливаясь в забытьё. Переутомления дали о себе знать и девочка упала в обморок. Они с бабушкой дежурили поочерёдно у постели Ирины, получалось по двенадцать часов из двадцати четырёх, поэтому было очень тяжело. Отца Юлька не захотела пускать к маме, узнав о его предательстве. Глядя ему прямо в глаза, она твёрдо произнесла, что у неё больше нет папы. И он ушёл. Наверное, к своей обожаемой Лоле, ну и пусть. Они с мамой и без него проживут.

– Ну чего ты, Дин, не раскисай, – пыталась приободрить подругу Наташа, разливая по чашкам вкуснейший ароматный чай.

– А у тебя покрепче ничего нету? – подняла на неё свои ясные красивые глаза Дина.

– Дин, ну ты чего, на дворе раннее утро! – удивилась Наташа.

– Вот только не надо мне сейчас про аристократов и дегенератов, хорошо? – вымученно улыбнулась Дина. – Я ни к тем, ни к другим не отношусь, просто нервная лихорадка какая-то.

– Пей чай и не придумывай! – строго сказала Наташа, – я тебе сейчас пустырника с валерьянкой накапаю, лихорадить и перестанет.

– С тобой вообще невозможно разговаривать, – возмутилась Дина, – прихлёбывая поднесённую подругой смесь.

– Да, я не позволю своей замечательной подруге пристраститься к алкоголю. Если уж ты утром требуешь выпивку, что с тобой дальше будет.

– Натусик, я расклеилась, пойми и не ругай, – Дина встала со стула и решительным шагом прошла к холодильнику. Открыв его огромное, дышащее прохладой нутро, Дина извлекла на свет божий бутылочку хорошего армянского коньяка и обрадованно посмотрела на подругу.

Наташа, от наглости такой, будто язык проглотила, удивлённо таращась на подругу.

– Будешь? – невинно посмотрев на Наташу своими красивыми честными глазами, спросила Дина.

– Буду! – язык Наташи наконец-то отмер от нёба и начал двигаться, – что я лысая что ли? – весело произнесла Наташа.

– А пельмешки? – невинно посмотрев на подругу, промолвила Дина.

– Ну, знаешь! Это уж слишком, – грозным голосом, стараясь не расхохотаться, произнесла Наташа. – Уже давно в духовке запекаются!

– Как ты это предвидела? – перестав шутить, заинтересовалась Дина.

– Что предвидела? – спросила Наташа, наклоняясь к духовому шкафу и доставая оттуда ароматное блюдо.

– Ну, то, что нам с тобой в шесть утра закуска понадобится.

– Во-первых, уже давно не шесть, а восемь и во-вторых, каждый твой приход ко мне этим и заканчивается! – весело произнесла Наташа. – Егор уже грозился нас с тобой закодировать!

– Серьёзно, что ли? – Поперхнулась пельмешками Дина.

– Ага! Он не может забыть мой рассказ о том, как я с Андреем наклюкалась, будучи уборщицей!

– У тебя тогда была ситуация. Ну а у меня сейчас, – нашла оправдание им обеим Дина.

– Динка, ну сама же знаешь, как медик, что женский алкоголизм страшнее мужского! – пыталась напугать подругу Наташа.

– Знаю, подружку твою видела, до кодировки и после, два разных человека.

– Да, Ларочка совсем другой стала, – с гордостью произнесла Наташа, а мы с тобой последний раз посидим и бросим, окей?

– Будем, как Карина, она, вон, вообще строго с этим! – вспомнила Дина про их общую подругу.

На том и порешили. К десяти часам дня девушки уже составили план действий и, конечно же, рвались в бой!

– Сейчас поедем к родителям Виктора и вытрясем из них всю правду про сыночка, – расхрабрилась Наташа.

– А они разговаривать-то с нами будут? – недоверчиво покосилась на подругу Дина, теребя в руках кусочек хлеба.

– Будут, конечно! Ты что думаешь, что они откажутся помочь родному внуку? Или хотя бы убедиться, что с ним всё в порядке.

– Да, хорошо бы, чтобы они вообще в курсе были, кто такой этот мальчик.

Валентина Никитична осунулась и постарела за последние несколько месяцев. Под глазами залегли огромные тёмные тени, плечи ссутулились, некогда, командирский голос стал тихим и жалостливым. Она почти перестала выходить из дома, решив, что достаточно поработала за свою жизнь и осела на заслуженной пенсии. Так она и слонялась по дому молчаливой тенью с утра и до позднего вечера, пугая мужа своим мученическим несчастным видом. Николай Александрович тоже нелегко переживал смерть своего единственного сына, но не позволял себе при этом распуститься, как жена. Кому они будут нужны такие? Кто за ними будет ухаживать, кормить, поить, одевать? Если Валентина вышла на пенсию раньше срока, то ему ещё трудиться и трудиться, чтобы заработать свою. Жена после смерти Витеньки очень долго болела, лежала в больнице. Врачи признали у неё гипертоническую болезнь, ишемию, стенокардию, и со всем этим неприятным букетом заболеваний отправили её на инвалидность. Молодая, цветущая женщина в один миг сдалась и стала немощным человеком. И Николай никак не мог успокоить супругу и найти для неё тот стимул в жизни, ради которого ей захочется жить. Врачи уже намекали ему на то, что Валентина Никитична долго так не протянет. Она сама не хочет жить. Поэтому, и вылечить её невозможно.