– Ну, хорошо, давай о другом.
Минуты две длилось тяжелое молчание.
Ей хотелось, чтобы он сказал правду, и хотелось самой во всем признаться. Но ни то ни другое не казалось возможным.
«Наверное, никогда у нас больше ничего не будет, о чем я мечтала до Бердянска. Раньше хоть призрачный шанс оставался, а теперь уже все сломано, и нет надежды», – думала Саша.
Ему в этот момент хотелось только чтобы она ушла и оставила его в покое на несколько дней, пока он не переживет свой кошмар, пока что-то не выяснится. А если так и не будет ничего известно ни о той девушке, ни о том – ищут ли его или нет? «Лучше бы я вернулся тогда – хотя бы знал, что с ней».
– Солнышко, прости меня, мне сейчас, правда, плохо, нет никакого настроения общаться – это с тобой никак не связано, давай… я побуду пока один, я тебе обязательно позвоню через несколько дней, ладно? Мы сходим куда-нибудь, устроим романтический ужин, можно в Венецию слетать на пару дней, – он плохо себе это представлял, но главное было сейчас хоть что-то сказать – все, что угодно, лишь бы создать хорошее впечатление, лишь бы она ушла, а потом выпить еще спиртного, и тогда точно все будет хорошо.
– Ну ладно, как скажешь.
Она вышла в коридор, мучительно долго возилась с завязками на босоножках. Взяла зеленую войлочную сумку в цвет ногтей и сережек. Железная дверь за ней захлопнулась.
Ему вдруг стало ужасно грустно. Будто грохот двери спугнул последнюю надежду, она выпорхнула в раскрытое окно, и теперь впереди лишь одиночество, страх, пустота. Он застыл посреди коридора, лицо руками закрыл. «Дурак, нужно было все ей сказать, она бы обязательно что-нибудь придумала, а теперь я и ее теряю. Еще не поздно все вернуть…» Но тело не слушается. Он продолжает стоять минут семь. Затем медленно идет к бару…
Она сидит возле двери на корточках. Слезы тихо текут по щекам. Хочется, чтобы как раньше, в сердце – лишь он один; чтобы полностью быть на его стороне, искренне стараться помочь, понять – в любой час любого дня. Но как раньше, уже никогда не будет, а возможно, больше не будет вообще ничего. «Зачем же тогда уехала из Бердянска? Как все глупо и сложно, а счастье, наверное, в простом…
…Ну, раз уж я здесь, нужно все же забыть ту грозу и Олега. Хотя бы на несколько часов».
Он слышит стук в дверь, бутылку ставит на место, и на измученном лице мелькает улыбка.
Саша
Артем открывает дверь, бросаюсь ему на шею, как раньше. Бердянск растворяется, будто и не было вовсе, чувствую просто любовь. И он – какой-то другой, и кажется, больше желания быть со мной – в объятьях. В измученном взгляде – больше тепла… Нежность обволакивает. Теперь ты все мне расскажешь. Проходим в комнату. В полумраке лишь дневной свет сочится сквозь вновь задернутые шторы. Садимся на постель.
– Что случилось у тебя?
– Я…
Закрывает лицо руками, локтями упирается в колени. Сижу с ногами на кровати, вижу его фигуру в профиль. Буду расспрашивать, пока он не скажет. Он чувствует мою решимость и не пытается врать. Но ему тяжело сказать правду.
– Мы…..А потом Рома с Ксю…шей вышли из машины. Больше я их не видел. А я…
– Что ты?!
Мне вдруг становится совсем жутко.
– Я… не… – он подавился словами, – не мог вернуться. А если там труп?
И дальше множество объяснений, почему он был прав, объяснений, которым нет конца. Не могу больше это слышать, кричу:
– А когда ехал дальше, ты думал о ее родных?! О тех, кто ее любит? Для кого она – часть жизни, важная, лучшая часть! А теперь ты не знаешь даже, жива она или нет! Сбежал и чего добился?! Счастлив?!
– Я так и думал, что ты это скажешь! Ну хорошо. Что я должен был сделать? – раздраженно.
– Не пускать пьяного Рому за руль машины твоего отца.
Молчит. Видимо, это еще не приходило ему в голову. И с этим он не может спорить. Встает. Подходит к окну. Открывает шторы. Закуривает. Да, это нелегко пережить. А он думал, что это все Рома. Не сидел за рулем сам, и все хорошо, да? Можно свалить все на других! Так просто. Да только – это путь в никуда. Путь в пропасть, в бездну собственной никчемности. Ответственным быть легко. Безответственным – сложно. Сложно – в плохом смысле. Когда все вокруг тебя – виноваты. Ты сломлен. Ты – святоша, а это все они – вот кто делает твою жизнь адом. «Выпью-ка я еще бокальчик».
Молчит… затем, еле слышно:
– Ты права, – поворачивается. В глазах блестят слезы.
– Хорошо. Что ты теперь можешь со всем этим сделать?
– Стекло не разбито, я осмотрел машину и… – и дальше чудный план, как все замять и заставить исчезнуть факты.
Читать дальше