Ольга Вербовская - Хиромантия, гороскопы и прочая лабуда

Единственное, что я отказывалась выполнять, так это снимать порчу, ставить защиту и всю эту чушь, что требовали простые женщины. Я пыталась их убедить, что любой знак гороскопа изначально может стать счастливым, да не каждый хочет. Очень многим нравится быть неудачником, получать соболезнования, жаловаться на сглаз соседки, порчу соперницы. Звезды показывают дорогу к счастью, но не ведут за руку. Оправдать свою лень и уныние можно всегда, а заговоры тут не помогут. Люди мне не верили и все ждали спасителя, бабушку в Америке, улыбку фортуны. Приходилось обнадеживать трусов и лентяев, внушать, что удача за углом, нужно только свернуть с дороги отчаяния. Но надежда умирает последней, без веры человек жить не может, поэтому гороскоп, карты и всякая хиромантия пользовалась спросом.

Но бухгалтерией тоже нужно было заниматься и в налоговую инспекцию бегать. Крутилась, как белка в колесе. Еще и дома помыть и сварить. Тройная нагрузка не давала времени подумать о себе спокойно и понять, правильно ли я живу? Время покажет, а сейчас нужно составить план работы на месяц вперед, чтобы не забыть, когда и куда бежать, кому и какой гороскоп составить. Все по минутам. Голова гудит днем, зато никакой бессонницы ночью.

Я вспомнила редкие встречи со своей странной бабушкой, которая вечно молчала. Бабушка гадала на картах и меня научила. Но она никогда не гадала себе и мне. Бабушка повторяла: «Сломаться легче всего. Когда я хлебала пустую баланду, мерзла в бараке и смотрела, как бьют сапогами других, я молчала и верила, что смогу выдержать весь этот ужас, докажу свою невиновность. Только вера в дело Партии меня спасала. А бабы молились богу и проклинали Сталина. Меня цыганка, соседка по нарам, гадать научила. Раскинешь карты и веришь, что кошмар скоро кончится. Потом меня мордой в парашу за эту веру. Я поняла, что можно заработать себе на кусок хлеба, только вот нужно психологию людей понимать. Врать проще всего. Подарить людям надежду, вот это сложно. А без веры и надежды сдохнешь. Вот я и внушала людям, что дети их помнят, мужья ждут, а фашистов победим. Мне кусок хлеба силы прибавлял, а людям веры в свои силы. Я верила, что меня ошибочно осудили. Знала, что правда победит. Реабилитировали, пенсию платят большую, как пострадавшей от Сталина. Только я все равно верю, что он не мог подписать ту бумагу, что отобрала у меня двадцать лет жизни. Оболгали его. Облили грязью. Сталин ради нас жил, во всем себе отказывал. Только кому теперь доказывать, если люди животом живут, без идеи и веры? Сын мой ни во что не верит, ни в бога, ни в черта. Грязь на Сталина выливает, а сам ничего в жизни путного не сделал. Сначала бога отобрали, потом Сталина. Взамен получили только пустые слова и жизнь ради удовольствия. А жизнь это борьба! Только слабаки кругом остались. Бороться не за что и не за кого». У меня было много вопросов к бабушке, но ее колючий взгляд сковывал мой язык. Она была директором школы, но где и как она допустила промах и опозорила честное имя коммуниста, об этом никто не знал и знать не хотел. Двадцать лет лагерей, вот и все. Потом реабилитирована, но заморозила в ссылке свою душу, не подпускала никого к себе. Но иногда приходило озарение и она гадала для поддержания духа сельчан и пополнения своей пенсии.

Самый страшный вывод за прожитый годы и полученный опыт, отразился в одной фразе у бабушки: «Я строила коммунизм и просрала сына. Коммунизма нет и не будет, а сын алкоголик. Иди теперь и вешайся, только не ада боюсь, а силы духа не хватает руки на себя наложить. Трус в принятии своих решений. Только и могла, что слушать призывы к подвигам. А для матери самое страшное, что дети идиотами выросли». Она сплюнула смачно на траву, погрозила кулаком кому-то и пошла полоть грядки. А я ела клубнику и не понимала, что моя бабушка, директор школы, человек с высшим образованием, а может так грубо говорить. Папку я считала бедолагой. Любила по-своему и жалела. Иногда выливала недопитую водку из бутылки, гладила его небритое лицо и не понимала, почему он читает в туалете Булкагова, а сам становится таким же потерянным, как и автор. Маргариту свою потерял? Когда он опустился на самое дно, моя любовь улетучилась и остались разочарование и брезгливость. Так же поселилась в душе боль и неверие, что мужчина может быть сильным, смелым, одержимым и ответственным. Летать на метле голой, меня никак не вдохновляло. Я отлично запомнила, что Маргарита мужу изменяла. «С жиру бесилась», как говорила моя мать. Но я все равно порой вспоминала, как отец катал меня на раме велосипеда и читал стихи Блока: