Сергей Долженко - Гость с того света. серия «Небесный дознаватель»

– Вот оно что! – с уважением сказала растроганная Надежда Ильинична. – Мне как-то по фото Игоря сглаз сводили. Спасибо бабушке Варе, спасибо. Ну тогда хотя бы чайку откушайте, что же вы так спешите?»

Ивана Петровича поили на кухне чаем, и он, разомлевший в тепле – газовая колонка гудела вовсю, боролся с дремотой под неумолчный шелест слов, невпопад кивая головой, пока резкий дверной звонок не прогремел по всему дому.

– Ой, забыла предупредить вас, Иван Петрович, – суетливо вскочила Надежда Ильинична со смущенной улыбкой. – Вас хочет видеть один очень хороший человек. Прослышала, что от бабушки Вари приедет ученик по снам, всего тридцать рублей, как такое пропустить. Можно?

Пока Шмыга просыпался, пока он подыскивал, что сказать в ответ на это бессовестное предложение, как Волкова прытко, словно девочка, выскочила из кухни.

Ученик по снам! А он то гадал, как его представят летчику. Точно, за шиворот и мордой в снег! Нет, надо уходить, пока сам летун не вернулся. Нечего ему здесь делать. Сновидений и знаков достаточно для обоснованной тревоги за судьбу орденоносца, но он сейчас не дознаватель небесной канцелярии. Это ему надо твердо помнить.

Привстал, заслышав шаги, взволнованный женский шепот в прихожей… Было бы лето, через окно ушел бы. С тоской оглянулся по сторонам, и опять, как в случае с нательным крестиком, цепкий, годами тренированный взгляд зацепил нечто, отчего он присел и перевел дыхание, совершенно успокаиваясь – дверца шкафчика под умывальником была распахнута, из ведра для отходов торчал пластиковый хвост самолета с наклейкой трехцветного российского флага.

– Надежда Ильинична, мы с вами не договорили, – начал заезжий прорицатель, когда Волкова вернулась, толкая перед собой сухонькую бабушку в трогательном белом платочке.

– Да, да, я знаю… Девочек вот надо отпустить, с семи утра ждут… – торопливо, отводя от него взгляд закивала она.

– Их, что, много?! – подпрыгнул на стуле Шмыга.

Восемь. Восемь девочек, оказывается, ждали визита талантливого ученика знаменитой бабушки Вари! В возрасте от двадцати пяти до восьмидесяти шести лет.

Ох и проныра эта Волкова! Надо же как подставила! Но и Шмыга оказался не дураком. На каждую «девочку» ушло не больше двух минут. Едва она начинала нудить, что, дескать, намедни видела сон с пожарами и природными катаклизмами (видать, телевизионыхновостей бабуля опрометчиво насмотрелась) как он обрывал ее, мягко кладя ладонь на ее запястье:

– Знаю, матушка, тяжело вам приходится. На сердце неспокойно, чувствую… Идите к себе. Не надо, я все вижу… тихо, не прерывать. Вижу, как горести уходят, ага… вот сыночек ваш… Доченька? Вот-вот с доченькой все будет хорошо, вижу, вижу счастье ее, будет у нее суженный, красивый такой. Что, уже есть? Ни ухом, ни рылом не вышел? Ой, душа у него замечательная. Пьет, матерится? Пройдет, грянет перемена, Господь глаза ему откроет. На коленях ползать перед ней будет, руки целовать. Нет, денег не надо. Работаем во славу Божью. Ну, хорошо, идите, с вас пятьдесят рублей. Надя говорила, тридцать? Двадцатка сверху – транспортные расходы. В маршрутках ясновидцев бесплатно не возят… Следующий.

В кратких перерывах он успел задать хозяйке дома интересующие вопросы. Самолетик не зря насторожил Ивана Петровича. Модель старая, Игорь Николаевич, собирал конструктор лет в двенадцать. Одна из немногих его детских игрушек, сохранившаяся в родительском доме. А вчера, как такое могло случиться, положила в ванную, чтобы смыть с него пыль. А потом на него поставила тазик с бельем.

Знаки обычно точно соответствуют степени реальной угрозы жизни человека. Сломаете ногу, так при вас пройдет инвалид со сломанной ногой. Впереди инфаркт, инсульт, так прямо перед вами пронесут гроб с покойником или споткнетесь о чей-то труп. Самолетик пустяк, мелочь, безделица. Опять не стоит беспокоиться. Но с другой стороны, когда поэт Борис Пастернак узнал, что в доме соседа по даче в Переделкино сам собой рассыпался его гипсовый бюст, опечалился и сказал, что скоро умрет. И был прав. Умер.

Пролетарский классик Горький стойко переносил все удары судьбы: разочарование в сталинском режиме, бесконечные болезни, гибель друзей, даже странную смерть горячо любимого сына…. Но когда узнал о катастрофе авиалайнера «Антей», названного в его честь «Максимом Горьким», Алексей Максимович вдруг заплакал и сказал: «Это моя смерть!» Вскоре его отравили чекисты в особняке на Мясницкой. Нет ли здесь параллели с любимой игрушкой Волкова? И там, и там знак в виде самолета. Только у одного самолетик настоящий, у другого игрушечный. Но наш летчик и не «глыба человеческая», а простой гражданский авиатор…