Константин Давлетшин - На далёких островах

– Куда Родина пошлёт.

Тесть подавился дымом, откашлялся и грозно глядя на меня прорычал:

– Смотри сюда! Родина – это я! Куда скажу туда и поедешь. Ещё раз спрашиваю: где хочешь служить?

Я понял, что отвечать нужно прямо, строго по Уставу:

– Товарищ генерал, разрешите оправиться на Дальний Восток? – И тихо добавил, – всегда мечтал увидеть Тихий Океан.

Я тестя только так и называл: «товарищ генерал» и никак иначе. А он «сынками» называл всех, кто младше его, независимо от чинов и званий. Он даже сына Сталина называл исключительно «Васька», который одно время был у тестя в подчинении. Как-то раз, я крайне неосторожно назвал его по имени-отчеству. Тесть сразу побагровел, выпучил глаза и зарычал:

– Ты что курсант, нюх потерял? Какой я тебе Иван Фёдорович! Глаза разуй и на погоны мои посмотри! Генерал я! Запомни, сынок. Ге-не-рал! Понял?

Тесть хоть и был в домашней рубахе, но я живо представил себе по три огромные генеральские звезды у него на плечах, и прочувствовал какая между нами пропасть, несмотря на родство.

Услышав про Дальний Восток, генерал вдруг смягчился, и по губам пробежала тень улыбки.

– Правильно, сынок. Я тоже там начинал. Потом ещё раз, после Испании, туда вернулся, на Халкин-Голе желтолицых япошек на И-15 гонял. Эх, хороший был самолёт! Ветер в харю, движок гремит поршнями, самолёт трещит всеми костяшками на виражах, пулемёт строчит, с врагом встречались так – глаза в глаза. Эх! Не то, что сейчас: гермокабины, автопилоты, локаторы и ракеты. Пальнул ракетой в белый свет как в копеечку, а попал, не попал даже не видно! Тьфу!

В доказательство своих слов он с силой треснул по столу кулаком:

– Понял, как летать надо?

– Так точно, товарищ генерал!

Потом он наморщил лоб и задумался. Видимо вспомнил, что его дочь тоже поедет туда, на самый край земли.

– Скажи, Коль, а ты дальше Москвы хоть раз в жизни отъезжал?

– Конечно! С родителями в Крым два раза ездили. Один раз до войны и раз в шестом классе. Ну и училище, тоже не в Москве.

– А ты что, во время войны, в эвакуации не был? – Удивился он.

– Нет. Я всю войну здесь. У меня даже медаль «За оборону Москвы» есть. По крышам и чердакам бегал, «зажигалки» немецкие гасил, – гордо сказал я.

– А почему не уехал? Фронтовой романтики захотелось?

– Да нет, мой папа тогда был старшим мастером ремонтного цеха на авиазаводе в Филях, с самого начала войны на казарменном положении, и эвакуации не подлежал. А мама отказалась ехать одна, без мужа. Вот так папа, мама, мы – два брата, младшая сестра и бабушка в Москве и остались. Один дед на фронте был – кузнецом в полевой авиамастерской.

Генерал подумал.

– Ну, добро. Дальний, значит Дальний. Все, свободен! И ещё, Вальке про наш разговор ни-ни. Остальным тоже про это знать не положено. Понял?

Валька, как узнала про Дальний Восток, то сразу расстроилась. Нет, даже не расстроилась, у неё случилась настоящая истерика! На выпуске из училища она прочитала моё предписание о дальнейшем прохождении службы, округлила в ужасе глаза, закрыла лицо руками, уткнулась головой мне в погон и зарыдала в голос! Я впервые попал в такую ситуацию и растерялся. Попытался обнять Валю и как-то успокоить, но она как закричит:

– Не трогай меня! – и стала сбрасывать мои руки.

Но я применил силу и все равно обнял её обеими руками, крепко прижал к себе, стал гладить по волосам и нежно говорить:

– Моя любимая, единственная, не плачь, все будет хорошо. Главное, что мы вместе!

– Ну и что, что мы вместе? Кому нужен этот Дальний Восток? Что я там буду делать?

Я не придал значения этим словам и продолжил успокаивать её дальше. А зря. Это был первый «звоночек».

К новому месту службы, на Дальний Восток, я поехал один. Валька не захотела сразу ехать и обещала подъехать попозже, когда я устроюсь на новом месте. В общем-то, правильно. Я сам понятия не имел, что меня там ждёт. Мне все представлялось в романтично-розовом цвете: могучий Тихий океан, кругом сопки…

Эх, велика Россия-матушка! От Москвы до Хабаровска целая неделя на поезде. Всю дорогу я, не отрываясь, смотрел в окно. Мимо проносились города, леса и степи. Поезд гудел в горных тоннелях и грохотал на мостах, перенося через широкие реки. Время заметно сдвинулось и солнце стало вставать раньше, чувствовалось, что я еду на восток, ближе к рассвету.

В Хабаровске, в штабе Дальневосточного военного округа, меня распределили на аэродром Альбатрос на Курильском острове Шутуруп. На самый-самый край русской земли. Дальше – только Тихий океан.