Татьяна Марч - Школьный роман, или Хроники нашего «В» класса с письмами и стихами

Хотя, надо сказать, дружба наша с Костей сохранилась. Человек-то он был добрый, мягкий, самый, пожалуй, домашний из всей нашей ватаги. Сейчас он работает редактором районной газеты в Подмосковье, у него замечательная жена и двое детей, и недавно у нас с ним произошла очень задушевная встреча. Мы увиделись через тридцать лет после расставания в семнадцать. Костя всё такой же – мягкий и очень добрый человек. Лёшка Герасименко стал военным лётчиком, и только про Вовку я ничего не знаю…

Вообще, первый в своей жизни цветок «от мужчины» был от Кости. Мне исполнилось десять лет, и он принёс мне розу. О, это не та нынешняя роза, что привезена из Голландии и продаётся в любое время года, причём круглосуточно, чуть ли не на каждом перекрёстке городской улицы! Это роза, подаренная в снежном марте на Сахалине в самом начале 70-х! Одна-единственная, любовно выращенная на подоконнике Костиной бабушкой.

…Я стояла в тёмной спальне, смотрела на светящиеся окна Вовкиного дома и, сложив руки, просила кого-то, чтоб Вовка полюбил меня. Зачем-то пыталась выжать из себя слёзы, но плакать никак не хотелось и не получалось, и мой несентиментальный «К» отдельно от меня насмешливо это констатировал. Мне было двенадцать.

Из записной книжки, 19 июня 1979 года, Ленинград.

Февраль 2008 года, Южный.

– Да ладно уж, столько лет прошло, давай колись, кто тебе из класса нравился?

В голове – карусель: говорить – не говорить. Для девчонок – это всё давным-давно, а мне? Вино помогло, нет, подвело. Выдохнула:

– Ерохин.

– А, ну понятное дело, – закивали головами, – отличница и хулиган…

В ту же секунду пожалела, что сказала. Сколько раз, сколько раз наступаешь на одни и те же грабли! Сколько раз предаёшь самого себя! Слово-то какое есть замечательное: «со-кро-вен-но-е». Нельзя оглашать сокровенное. Жестокое наказание следует сразу: так мутно становится на душе, так досадно…

…Я не могу сказать, что «это была любовь с первого класса». В первом классе я сидела за одной партой с Ильёй – вот он мне и нравился. Но во втором классе Ильи уже не было – папа был военный, и семья переехала, – и мне понравился Витька – отчаянный хулиган и двоечник. Но за безнадёжные двойки и плохое поведение Витьку вскоре перевели в другую школу… Мне нравился то Андрей, то Валька, то Серёжка Поляков, но… Но позже оказалось, что я помнила тебя всегда.

В младших классах ты был рослым, каким-то пухловатым, – хотя и толстяком тебя назвать было никак нельзя, – белокожим, с неважной фигурой и плохой осанкой. Ты рос эдаким здоровяком, но совсем не мускулистым, не спортивным – на уроках физкультуры ты явно проигрывал многим более «худосочным» мальчишкам и внешне, и по спортивным результатам. Но при этом ты был очень заводным и подвижным! Тёмные, коротко стриженые прямые волосы торчали ёжиком, а заметный нос, да и всё лицо были густо усыпаны крупными веснушками. Выражение лица было настороженно-упрямым, – ну это, конечно, если ты не улыбался, а улыбался ты всё же гораздо чаще («рот до ушей», что называется!). Ничего притягательного в твоём облике вроде бы не было, даже странно: и почему любой красавчик всегда проигрывал рядом с тобой? Ты был громкоголос и весел. Ты вечно кого-то задирал, над кем-то насмехался, что-то предпринимал и организовывал. Ты не мог усидеть на месте, ты громко смеялся или так же громко ругался. Вокруг тебя постоянно кто-то толпился; там, где был ты, вечно что-то происходило. По крайней мере, там, где был ты, скучно уж точно не было! Почти в каждом классе есть такой мальчик – король и шут в одном лице, и очень не повезло в жизни тому, у кого в классе не было такого мальчишки!