Оксана Ткаченко - Кисть тоски

– Не брошу. Ты, наверное, пишешь о спектакле. Интересный был?

– Вот именно пишу. Да, интересный. Но ты ведь звонишь не за тем, чтобы поговорить о театральных постановках?

– Как ты догадлива! Ты подумала о вечеринке?

– Не думала. Однако могу дать ответ. Не пойду.

– Из-за меня?

– С чего ты взял? Я не хочу. Мне просто некогда.

– Каролина, а если я не пойду. Ты пойдёшь?

– Нет. Я же сказала. Дело не в тебе.

Двухсекундное молчание, и Никита почти прошептал:

– Я очень хочу, чтобы ты пришла в пятницу. Буду ждать. Всё равно буду ждать. Надежда умирает последней. И тогда я вместе с ней. Пока.

Каролина не успела с ним попрощаться. Отключился. «Что это на него нашло? Что Жилин задумал? Ну, когда он отцепится от меня? Неужели ему неясно из моего поведения, что я к нему равнодушна? И не полюблю его. И не хочу я никакого романа с ним закручивать. Не буду. Не нравится мне он. Не нравится. Ох, Инка! Стопроцентно это ты накаркала. Зачем в своём послании вспоминала о нём?» – с вопросами она села за ноутбук.

(кажется, что выбора нет, а он сидит и ждёт, когда же его позовут)

В редакции происходило яростное обсуждение. Каролина догадалась об этом уже на второй ступеньке. Раздавались выкрики нескольких журналистов-смельчаков, но всех их заглушал неимоверно грубый голос главного редактора: «Да, сколько они будут вести себя подобным образом! Я же предупреждал их! З-а-р-а-н-е-е! Они должны заранее сообщать о своих планах! Кого я могу сегодня отправить к ним? Кого?». Незапланированная благотворительная акция вывела из себя «отца» газеты. Сегодня все корреспонденты заняты. В «Моём времени» всё расписано по секундам. Он же не «халам-балам» (это словцо любила повторять его мама, называя им людей безответственных, не умеющих следить за собой и поддерживать порядок). Он – Главный Редактор (именно с больших букв). Из-за каких-то «халам-баламов» утро изуродовано шрамом.

Поднимаясь по лестнице, Чаркина старалась успокоить себя. Она остановилась перед тёмно-коричневой дверью, возле которой на стене была прикручена табличка «Конференц-зал». Подумала: «Интересно, что могло произойти? Ведь в четверг не должно быть никаких летучек. Планёрки в газете „Моё время“ бывают лишь по понедельникам. Забыла? Сомнительно. Я не хочу туда идти. Не желаю видеть их, а особенно Жилина. Лучше всего сейчас было бы сбежать с кем-нибудь похожим на меня, которому нравится то же, что и мне, который ненавидит то, что и я терпеть не могу. Просто провести чудесные минуты, в которых отсутствуют спешка, суета, шум. Просто раствориться в тишине. Реальность, ты как всегда любишь помогать, награждая одиночеством и слабостью, когда надо бороться».

– Здравствуйте! У нас планёрка? – спросила осторожно Каролина.

– Да! Планёрка, которой не должно быть, – ответил главред. – В ДК «Химик» в час дня будет акция с благотворительным уклоном для стариков, доживающих свои дни в доме престарелых. Не совсем наш формат, но у этих бабушек и дедушек могут быть забавные увлечения. Конечно, руководство там никчёмное, раз сообщило об этом в последний момент. Однако небольшую статью мы всё-таки должны постараться выпустить.

Владимир Юрьевич ненадолго замолчал. Каждый из присутствующих мечтал об одном – чтобы ему не досталось это задание. Не потому, что скучная и важная тема. Просто «задание, отдающее лёгким скандальчиком, приправленное повышенным тоном редактора и напоминающее пытку, чем элемент творчества» никому не нравится. А ещё почти у всех находились в работе материалы, кто-то уже убегал по другому заданию. Взяться за лишнюю работу не хотелось.

– Каролина, ты сегодня должна писать статью о вчерашнем спектакле? – до боли громко произнёс вопрос редактор. Иногда у Владимира Юрьевича Ланькова от нервов срывался голос. Он забывал, что можно говорить спокойно и тихо, в нормальном темпе. Ему казалось, что он обязан чуть ли не орать, чтобы его слышали.

– Я уже написала эту статью. На сегодня у меня не было никаких заданий, – сдержанно ответила девушка. «Через секунду он нагрузит меня этой „благотворительностью“. Все расслабятся. А я вновь погружусь в „бесконечное рабочее состояние“, где нет слова „свобода“. Я рада этому и я почему-то расстроена».

– Чудесно! Mon Dieu! Merci! – воскликнул Владимир Юрьевич. Главный редактор обожал французский язык, и часто говорил на нём. То ли хвастаясь знанием, то ли по искренней любви. Переход шефа на французский всеми служителями редакции воспринимался как добрый знак: «Поднимается настроение». Вот и сейчас, произнеся: «Боже мой! Спасибо!», он улыбнулся. На престол взошла непринуждённость, которая была забыта или, вернее, временно сброшена. Аудитория слегка пылала. И всё же чувствовалось ясно, что костёр скоро сгорит. Кучкой пепла не испугать.