Ракета - Жизнь на двоих

Самое главное — ты поступила, и училась, соответственно, на физическом факультете. Что, не производит впечатление? Тогда поясню — я поступила и училась, соответственно, на филологическом факультете. Начинаются на одну и ту же букву, но какая разница! Что, неужели до сих пор не понятно? Поясняю.

В моей группе не было ни одного парня! Ни од-но-го! Филологический факультет — это местное «Иваново — город невест». Зато у тебя на факультете было все с точностью до наоборот. Нет, девчонки у вас были. Целых трое из группы в двадцать пять человек. А в твоей подгруппе ты была вообще одна. Двенадцать парней и ты — тринадцатая. За тобой сразу закрепилось прозвище — Чертенок номер тринадцать. Ты огрызалась цитатой из одноименного мультфильма — «Мелкую пакость не придумывают, при взгляде на ближнего она приходит в голову сама по себе.». Потом ты получила еще одно прозвище. Рассказывала мне об этой истории с праведным негодованием, а меня разбирал хохот. На одном из практических занятий, куда вы ходили подгруппами, преподаватель в начале пары оглядел аудиторию, проверяя явку студентов, и удовлетворенно заметил: «Так, двенадцать человек и Семенова. Все на месте». Ответом ему был взрыв гогота двенадцати молодых луженых глоток и неслышное за ними твое возмущенное фырканье. Осознав, ЧТО именно сказал, преподаватель смутился, начал извиняться. Но толку-то… Прозвище «Двенадцать человек и Семенова» так и осталось за вашей подгруппой.

Это я к чему? К тому, собственно, что в моем распоряжении оказался доступ к практически неисчерпаемому запасу молодых интересных парней. Любопытно, каким образом? Казалось бы, училась-то с ними Дарина, не я. Да элементарно.

Масштабы своего везения я оценила, когда где-то спустя недели три после начала занятий ты заявилась в нашу комнату с тремя (!) парнями. Вы собирались делать какую-то выданную вам одну на четверых лабораторную.

— Можно, Лер? Мы постараемся побыстрее…

Что я больная, что ли? Чтобы против такого возражать…

Я накормила всю компанию и напоила чаем с домашним вареньем.

Это ли было причиной, или то, что ты необъяснимым для меня образом умудрялась с ними дружить в совсем недоступном для меня смысле этого слова, но… Думаю, дело было и в том, и в другом. Главное — такие гости у нас бывали нередко, и я могла не торопясь, с чувством и обстоятельно выбирать. Того, с кем лишусь, наконец-то, уже тяготившей меня девичьей чести.

Когда мы обсуждали эту деликатную тему с тобой, ты лишь странно взглянула на меня и плечом дернула: «Нашла, о чем беспокоиться!»

— А ты уже?.. — решилась робко спросить я.

— Да, — резко ответила ты. — И, знаешь, что я тебе скажу? Много шуму из ничего.

Нет, ну даже если и так? Должна же я в этом убедиться на собственном опыте. К тому же веры тебе, Даря, у меня в этом вопросе ну совершенно не было!

Когда я наконец-то сделала выбор и поделилась им с тобой, ты лишь фыркнула.

— Вадик? Подумай еще!

— Что не так? Он симпатичный, спортсмен, веселый, заводной.

— Бревно бесчувственное.

— Даря?! Ты… была с ним? Предупреждать надо!

— Я еще в своем уме. На хрен мне сдался такой! И ты… подумай еще раз.

— Мне нравится! — я решила надуться. Еще бы, ты не одобрила мой выбор. — И вообще — я решила.

— Ну, — ты тоже мрачно насупилась, — не говори мне потом, что я тебя не предупреждала.

Да, предупреждала. И совершенно права была.

Было адски больно. До слез. И обидно. После первого болевого шока мне хотелось, чтобы он вышел, перестал разрывать меня, оставил в покое. И потом, когда я забуду эту боль и слезы, потом… он будет нежен и ласков…и у нас получится так, как пишут в женских романах. Черта с два! Не успокоился, пока не кончил. На мое счастье, на это не потребовалось много времени. И дура же я была, когда рассчитывала, что он хотя бы потом меня пожалеет. Вместо этого я услышала сентенцию на тему: «Как трудно и утомительно трахать девственницу». И снисходительное: «Но тело у тебя классное. Особенно сиськи. Надо будет позже обязательно повторить!»

Поэтому утешала меня ты, Дарька. Когда я в слезах вернулась к себе и рыдала на кровати. И никаких: «А я тебе говорила!». Просто сидела рядом, гладила по голове. И говорила негромко и ласково: «Не переживай так. Поболит и пройдет. Вадик не стоит твоих слез. Про резинки не забыли? Вот и умница. А остальное — не страшно. До свадьбы заживет.» На последней фразе я не выдержала и хихикнула сквозь слезы. Ты умеешь утешать.

И все-таки, я как клиническая идиотка, не бросила его сразу. Ты лишь покрутила пальцем у виска и безнадежно махнула рукой.