Мария Барская - Ненавижу-люблю

Он скрылся за той же дверью, что и Петрович, а я даже не догадалась попросить его, чтобы оставил фонарик. Теперь, когда он ушел, тьма стала еще гуще, чем прежде. Мне было больно, холодно и страшно.

Внезапно дверь с треском распахнулась. Лестничная площадка наполнилась людьми, а лестничный проход залило ярким светом.

Кто-то направил на меня и на шкаф мощный фонарь.

Далее последовала длинная и насыщенная эмоциями тирада, произнеся которую новый для меня мужской голос добавил:

— Сейчас через перила перелезу и встану с той стороны, а ты, Петрович, и остальные давите сверху. Снимем шкаф со Степана и поставим на попа.

— А мне ни сверху, ни снизу нельзя, — запротестовал мужчина с ковром. — Я инвалид второй группы. Мне тяжелое поднимать противопоказано.

— Без вас справимся, — успокоил его тот, который собирался штурмовать перила, и добавил: — А может, лучше шкаф в угол развернуть?

— Не вздумай, туды-сюды, в угол! — возопил Петрович. — Я ж уже, блин, объяснял: в углу под им дамочка валяется. Видать, тоже теперь без сознания. Слышь, молчит. А раньше-то как орала.

Я сочла своим долгом сообщить, что пребываю в сознании и полностью готова к спасению.

— Живы, и слава Богу, — коротко отреагировал мужчина с фонарем. — Ладно. Лезу.

Пристроив фонарь на какой-то штырь, торчавший из стены, он быстро перебрался на мою сторону баррикады и начал командовать:

— Раз, два…

Я сочла необходимым предупредить:

— Осторожно, у меня тут нога!

— Вы лучше лежите и не двигайтесь, — грубо оборвал меня он.

Ну и хам! Мало того, что придавил меня своим шкафом, так еще и грубит!

— Между прочим, у меня были совершенно другие планы на сегодняшний вечер.

Он мрачно хохотнул.

— Вы думаете, это кого-нибудь здесь интересует?

Я просто зашлась от ярости.

— Меня это интересует!

— Слушайте, если вы немедленно не замолчите, то придется еще долго тут лежать. Или вам понравилось? Тогда оставим как есть.

— Ё-паресете! — неожиданно подал голос давно молчавший Степан. — Я тебе, блин, оставлю. Мне и так всю дыхалку здеся перекрыло.

— Степа! Живой! — обрадовался Петрович и явно вознамерился тоже перелезть через перила, потому что хозяин шкафа рявкнул:

— Назад, альпинист хренов! Давай шкаф скорей двигать!

Наконец на счет раз-два-три шкаф сдвинули. Степан, бодренько вскочив на ноги, с места в карьер начал бороться за добавочную ставку в связи с полученной травмой. Про меня, естественно, все забыли. Даже хозяин ковра, который, едва освободили проход, прошмыгнул со своей драгоценной ношей мимо, бубня под нос: «Жена и так заждалась».

Я попыталась подняться. Удалось мне это с большим трудом. На ногу не ступить. К тому же она распухла. Вновь опустившись на пол, я начала расстегивать сапог.

— Да что там с вами? — раздраженно осведомился хозяин шкафа.

— Нога, — простонала я, сдирая сапог.

— Ох-х, беда с вами, — выдохнул он. — Пойдемте, я вас у себя усажу и «скорую» вызову. А вы, — повернулся он к грузчикам, — шкаф тащите.

— Посветить надо, — заартачился Степан. — В темноте продолжать работу не будем.

— Знаете что, — вновь обратился ко мне хозяин шкафа. — Мы вот как сделаем. Вы тут еще посидите, а я этих гениев провожу и как следует вами займусь.

— Ваш шкаф никуда не убежит, а у меня гангрена начнется!

Боль мешала мне говорить, но не глотать же молча его хамство.

— Бог с вами. Донесу сперва вас до своей квартиры, и ждите там «скорую».

— Не хочу я в вашей квартире сидеть. Донесите меня до моей.

— Вот глупая. «Скорую» уже на мой адрес вызвали.

— «Скорая», между прочим, мимо вас с вашим драгоценным шкафом никак не пройдет. Вот и направите их ко мне.

— А где вы живете? — сдался наконец он.

— На восьмом.

— Это мне вас еще два этажа на себе вверх тащить?

Я испытала некоторое удовольствие: хоть помучается теперь! Не все же мне.

— Знаешь, Петрович, давай помоги, — принял решение хозяин шкафа. — Сейчас стульчик с тобой из рук сделаем, мадам капризную на него посадим и отнесем в ее личные апартаменты.

— Не, хозяин, я нанимался только по мебели, — тщательно пряча глаза, объявил Петрович.

— За два этажа плачу по таксе мебели.

— Так люди-то — это не мебель, — весьма логично заметил Петрович.

— Это значит, дороже или дешевле? — не удержавшись, поинтересовалась я.

— Конечно, дороже, — уверенно сообщил Петрович. — Человек-то, он живой. Его, туды-сюды, об углы кантовать нельзя.

— Тогда сама за себя заплачу, если вам жалко. — Я изо всех сил постаралась испепелить взглядом хозяина шкафа.