Кира Буренина: Из записок переводчицы

Там, где он рос, силу доказывали другим способом, рассказывал он. Возвращаясь за полночь с работы, он шел в спортзал, где занимался до упаду. Сильнейшим считался тот, кто никогда не давал в обиду слабых. Он часто бывал бит, и жестоким образом. Но когда однажды ему не хватало денег, чтобы заплатить за семестр в университете — тяжело болела мать, — весь квартал собирал для него необходимую сумму. Воистину рыцарь без страха и упрека!

В театр мы не пошли. Очень любопытным для меня человеком оказался Отто Штайер. Я в жизни бы не поверила, что кто-то или что-то, если не безвременная смерть, помешает мне пойти на балет. Но действительность всегда преподносит нам сюрпризы. Мы медленно шли по Тверской. Штайер вспоминал смешные случаи из своей университетской жизни. Я — из своей. У Пушкинской площади мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй, я покажу Штайеру свое самое любимое место в Москве — легендарные, мистические Патриаршие пруды. Пустившись в пересказ «Мастера и Маргариты», я не замечала безлюдности переулков и совершенно забыла о времени.

Между тем кто-то, кто, судя по шагам, шел за нами давно, уже уяснил, что легкомысленные иностранцы забылись и прогуливаются по Москве, как по Мюнхену или Дюссельдорфу, представляя собой лакомую поживу для московских криминальных элементов.

Нас остановили. Вежливо и даже на английском языке потребовали деньги. Кто-то протянул руку за моей сумкой. Отто мгновенно оценил ситуацию — и охотник за сумкой полетел на фонарный столб. Легко развернувшись на сто восемьдесят градусов, он успел вырубить еще одного. С воплями фурии я стала размахивать своей сумкой налево и направо, с удовлетворением отмечая каждое попадание в физиономию. Краем глаза я видела, как Отто, встав в красивую, явно борцовскую стойку, изготовился к обороне. Сейчас он им покажет! Но мелкий и какой-то скукоженный мужичок просто и как-то совсем по-русски кулаком врезал Штайеру между глаз.

— На помощь! — завопила я.

— Надо же, своя, — удивился кто-то из нападавших. Штайер молча лежал на асфальте, а обиженный мной и моей сумкой дядька рылся в его карманах.

— Валюта, кредитка, — перечислял он свои находки.

— Что у тебя? — потребовали моего финансового отчета. Молча я протянула им кошелек с пятьюстами рублями.

— Своя, — опять удовлетворенно вздохнул кто-то рядом, и кошелек мне был возвращен.

Со стоном Штайер поднимался с земли. Раздался собачий лай, и из темноты вынырнула огромная овчарка. Когда я оглянулась, «банда» исчезла. Пока мы шли назад, Отто, чертыхаясь на совсем непонятном мне сленге, пытался себе объяснить, как же так русская мафия смогла его победить. Что деньги, что кредитка, главное — престиж непобедимого воина был попран. Меня волновало другое — как можно скорее заявить о пропаже «Американ экспресс».

И пусть Отто Штайер был поверженной стороной, но рядом с ним я ощутила себя под защитой прекрасного рыцаря. Я поблагодарила себя за то, что не отказалась от этой работы и встретилась с Отто. Честно говоря, я чувствовала, что немного влюбилась в своего рыцаря.

В первом часу ночи я ковырялась в замке своей двери. Свет на лестнице давно не горел, и каждый вечер я с замиранием сердца входила в подъезд. Сегодня со мной в мыслях был Отто, прекрасный и сильный рыцарь, и я не испытывала страха. Войдя наконец в квартиру, я наткнулась на мужа, который еще не спал и в неглиже бродил по квартире. Саша давно не работал, находясь в творческом поиске, и поэтому очень трепетно относился к моей работе.

— Чего же ты задержалась! — обрадовался он, пытаясь разглядеть в моей сумке что-нибудь вкусное. — Звонили с фирмы «Байер», у них для тебя классная работа!..

— Марина! — гулко пронеслось по коридору. Мраморный пол — как лед для моих шпилек, и я элегантной ласточкой впархиваю в переговорную, вызывая всеобщее изумление..

Мой шеф, господин Штоссманн, приходит в себя первым.

— Марина, помогай нам немножко, — говорит он по-русски и величественно указывает на стул в середине. Вот уже третий месяц, как я работаю в представительстве одной крупной транснациональной компании, многое до сих пор мне странно и непривычно.

Два немецких техника и два российских эксперта нетерпеливо ждут, пока я устроюсь на стуле у большого, как карта мира, чертежа. Начинает немецкий инженер. Он четко говорит, покалывая острием карандаша то в одну, то в другую деталь производственной линии, которую наша фирма продает российскому заводу. Переводить его легко, он знает, где сделать паузу, где что-то подсказать, а также, называя цифры, всегда одновременно записывает их на листе бумаги.