Кира Буренина - Сказка для двоих

Мысль о том, что Андрея не будет рядом с ней ни сегодня, ни завтра, ужаснула ее. Только теперь Лана по-настоящему поняла, какое большое место уже успел занять Соколов в ее жизни. Еще недавно она раздумывала, стоит ли начинать эти отношения, а теперь он целиком занимал ее мысли.

Переговоры длились недолго, швейцарцы попрощались и в сопровождении секретарши вышли из кабинета. Лана последовала было за ними, но вдруг чья-то сильная рука взяла ее за локоть.

— Света, подождите!

Она остановилась и, глубоко вздохнув, обернулась.

— Аркатова! — громогласно рявкнул за ее спиной Ермолаев.

— Извините, мне надо идти, — прошептала Светлана, высвобождая руку. «И что там за спешка у Потапыча? — быстро шагая по коридору, соображала Светлана. — Надо же позвать в такой неподходящий момент! Впрочем, почему неподходящий? Может быть, наоборот? Что бы я сказала Соколову? Простите, виновата, больше так не буду? Глупость какая! Нет уж, пусть все остается как есть… Ничего теперь не поделаешь…» Светлана надеялась догнать Потапыча у лифта, но там его не оказалось. «Странно, звал как на пожар, а теперь я бегаю и его ищу».

Ковалев торжествовал. Впервые в жизни он чувствовал себя отомщенным. «Пускай меня уволили из „Протокола“, но и Аркатовой теперь там не жить!» — думал он. Никаких серьезных планов на дальнейшую жизнь у Ковалева не было. Он не выходил из дома, валялся на диване, бездумно нажимая кнопки телевизионного пульта. Время от времени попадались интересные фильмы, Ковалев смотрел их и тут же забывал. После непродолжительной эйфории он погрузился в странную апатию. Главное дело жизни было сделано, он отомщен, а для чего необходимо жить дальше, Ковалев никак не мог определить. Не находя ответа на этот вопрос, он просто пил. Но пить одному было скучно, хотелось пожаловаться на жизнь. Собеседник нашелся быстро. Это был Ферзь. Он был известен не только своими едкими заметками, но и пристрастием к зеленому змию. На работе он объяснял это тем, что таким образом снимает стресс. И к этому там все давно привыкли. Никто не рассматривал его очередное двухнедельное исчезновение как повод для увольнения. В хмельном состоянии у Ферзя появлялось непреодолимое желание общаться по телефону со своими жертвами. Он доставал свою разбухшую телефонную книжку, набирал номер и жалким голосом начинал просить прощения. В трезвом состоянии Ферзь понимал всю пагубность своего нового пристрастия, но поделать с собой ничего не мог.

В этот раз все пошло по наезженной колее. Ферзь позвонил уже трем жертвам и приступил к обдумыванию своего звонка министру. Он всегда придавал значение стилистике. «Смею вас заверить, Андрей Александрович, — фантазировал Ферзь. — Заверить в чем? В чем бы я мог его заверить? В своем уважении? Безусловно. Он мне ничего плохого не сделал. Я ему — ничего плохого… Нет, получается, что что-то сделал. Эх…» Ферзь достал из своего потрепанного рюкзака записную книжку, посмотрел в сторону Ковалева — спит. И набрал телефонный номер министерской приемной.

«По оценкам наших специалистов, в больших промышленных городах из-за загрязнения по биологическим причинам наблюдается массовая гибель деревьев», — монотонно читал доклад сотрудник министерства на совещании у Соколова.

Андрей Александрович угрюмо смотрел на письменный прибор из яшмы, сделанный по мотивам сказок Бажова уральскими мастерами, и ни разу не поднял глаз на подчиненного. Лицо его было спокойным и непроницаемым, а в душе все кипело: «Не мог я так сильно ошибиться! Получается прямо как в пословице: „Я его калачом, а он меня в спину кирпичом!“» Мысль о вероломстве Светланы была настолько непереносимой, что он поморщился словно от боли.

Докладчик заметил эту гримасу, с недоумением оглядел присутствующих на совещании, но продолжил: «В жилых микрорайонах зеленые насаждения страдают из-за отсутствия полива, подкормок минеральными и органическими удобрениями, от вырубки под строительство…»

Андрей Александрович вынул из стаканчика письменного прибора горсть карандашей и с силой сжал в кулаке: «Разболтаться перед журналистом из „желтой газеты“ — типично бабская уловка. А как ломалась и кокетничала, не хотела сидеть со мной в самолете, мол, что другие подумают. Видимо, я отстал от жизни. Стратегии нынешних холостячек получить в мужья-любовники кого-нибудь из высокого начальства сегодня продуманы не хуже планов развития экономики государства! Неужели она такая лицедейка?» Он со стуком бросил карандаши обратно: