Люсьен Гольдберг - Девочки мадам Клео

– Не самая лучшая мысль, Питер, – проорал его редактор Гордон Джимисон в телефонную трубку в тот четверг.

– Что ты сказал?

– Конечно, если ты планируешь написать об этом...

– Не смеши меня, Гордо, – сказал он тоном, который подразумевал, что отсутствие искушенности нетерпимо для цивилизованного человека.

– А почему бы и не написать?

– Да потому... потому... – О, как он ненавидел объяснения... – Короче говоря, так не делают.

– Ну, извини. Ты еще работаешь на компанию или позволил лягушатникам сделать из себя почетного герцога?

– Да перестань, Гордо. Я не обязан писать о каждом своем здешнем шаге.

– Верно. Но если станет известно, что ты побывал там и ничего не написал, кое-кому у нас это чертовски не понравится. Скорее всего, шефу. Брэкнелл достаточно наслышан о «Ля Фантастик». Может, там и решаются судьбы мира, но там еще пьют и развратничают. А ему не нравится, когда компрометируют компанию.

– Пить и блудить можно не выходя из отеля, и Брэкнелл за это платит, – заметил Питер.

– Пит, – сказал Гордон после некоторой паузы, – избавь себя от огорчений. Откажись.

Искушение было слишком велико. Сам факт, что он вообще удостоился приглашения, в сущности, означал, что ему незачем выслушивать советы недалекого, завистливого начальника.

– Да пошел ты! – прорычал Питер, прежде чем с грохотом бросить трубку.

Он – Питер Ши. Человек, чьи слова и мысли читают миллионы. Разве не в него стреляли и промахнулись? Разве не он водил знакомства с королями? Нет, он не желает выслушивать объяснения от нью-йоркского обывателя, почему ему нельзя провести выходные за городом.

Остаток вечера он пил виски в гостиничном баре.

Все, кто находился той ночью в баре, получили полную информацию насчет того, где Питер Ши из ВСН проведет ближайшие выходные.

На многих это произвело впечатление.

Скрип гравия под шинами «роллс-ройса» подействовал на слуг как своего рода сигнал к действию. Когда машина медленно въехала в кольцеобразную подъездную аллею, дворцовая челядь барона гуськом потянулась из парадных ворот. Ливрейные лакеи и служанки в черных шелковых платьях и кружевных фартуках быстро образовали аккуратный полукруг.

Машина остановилась, и главный ливрейный помог женщинам выйти. Легкий ветерок дерзко налетел и закружил черный шелк их платьев и длинные ленты широкополых соломенных шляп. Неискушенному глазу эти женщины могли показаться дочерьми аристократов, прибывшими отдохнуть за город.

Дадли – истинно английское воплощение мажордома, – служивший у барона более тридцати лет, наблюдал за их приездом со своего дозорного поста сбоку от высоченного крыльца. Его губа презрительно поползла вверх. Барон посылает в Париж за девушками с самого начала, с J 957 года. Сперва эта затея не удавалась. Девушки, с точки зрения Дадли, не соответствовали уровню такого собрания.

Все в корне изменилось, когда барон пригласил девочек мадам Клео. А ведь именно Дадли первым прослышал о парижской мадам, которая нанимала девушек, соответствующих крайне строгим меркам в отношении красоты, поведения и интеллекта.

Впервые девушки мадам Клео появились на «Ля Фантастик» в том году, когда гостями были шах и президенты трех латиноамериканских стран. Позже Дадли слышал, что шах посылал за одной из девушек мадам Клео, уже находясь на смертном одре.

Каждый год, как правило, приезжали две-три девушки для исполнения специального заказа. Девушки, предназначенные для конкретного гостя, которого желал расположить к себе барон. За ними он посылал черный «роллс-ройс».

Когда лакеи торопливо просеменили мимо него с багажом, Дадли быстро восстановил в памяти характеристики из досье, которые помощник мадам Клео прислал с нарочным из ее парижского особняка. Щурясь от ослепительно яркого света заходящего солнца, он сразу выделил блондинку. Именно ее барон и мадам Клео выбрали для лорда Уильяма Мосби. Дадли отведет ее в ту комнату, куда он заранее поместил некоторые предметы, необходимые для интимных услад лорда. Чтобы должным образом проинструктировать ее, ему хватит и минуты.

Вторая девушка была брюнеткой. Дадли несколько мгновений изучающе вглядывался в нее. Гибкая, стройная, удивительно гармоничного сложения, она походила на примабалерину. Он узнал ее по фотографии из досье. Очевидно, это Сандрина, ее мать, по слухам, – преуспевающая американская модельерша. Мамаша, как смеха ради рассказал ему барон, в свое время состояла в связи с тремя из их высокопоставленных гостей: с итальянским графом, который явился еще до полудня и теперь играл в гольф на поле за виноградником; с главой немецкой автомобильной компании, который вот-вот должен был прибыть во дворец; и с грозным швейцарским банкиром ливанского происхождения, который, сколько помнил себя Дадли, не пропустил еще ни одного празднества.